– Доброе утро, – произнес Дэниэл, и Мэгги сразу же пленилась его мягким, обволакивающим французским акцентом. Потом она обратила внимание на угловатое лицо, пухлые губы, черные волосы с серебряными прядями, оливковую кожу, бирюзовые глаза и вдруг ощутила сосущую пустоту в животе. Женщине определенного возраста редко удавалось найти мужчину сравнимого возраста, который вызывал ощущение пустоты в животе и заставлял сердце биться быстрее и решительнее.
– Доброе утро. – Мэгги улыбнулась, втайне радуясь тому, что в прошлом месяце уговорила себя пройти сеанс отбеливания зубов, чтобы чувствовать себя моложе и красивее. – Чем могу помочь?
– Моя спина. – Дэниэл поморщился. – Один мой друг порекомендовал это место. Он сказал, что здесь я смогу найти Кэнди Стэплтон.
– Ах да. – Она снова улыбнулась, показывая чудесные белые зубы. – Разумеется. Записать вас на прием?
Он выпрямился и безутешно посмотрел на нее. У Мэгги сжалось сердце от сочувствия к нему.
– Я надеялся встретиться с ней. Сегодня. Мне нужна срочная помощь. Моя спина так… – Он снова поморщился и ухватился за поясницу.
Спина. Вечно эта спина. Колени – в лыжный сезон, а в остальное время года – боли в спине. Мэгги сочувственно посмотрела на него.
– Посмотрю, что можно сделать. Садитесь.
В конце концов он провел там около трех часов. Достаточно долго для того, чтобы между ними завязался непринужденный разговор; достаточно долго для того, чтобы она узнала, что он на самом деле француз, проживший в Англии более тридцати лет, что он никогда не был женат и что последние два месяца его все сильнее беспокоят боли в спине. Мэгги налила ему чаю из своего чайника и рассказала, что она разведена, имеет двух взрослых детей и работает здесь около пяти лет, просто ради денег на карманные расходы. Бывший муж хорошо позаботился о ней, так что на самом деле в работе нет необходимости. Она постаралась, чтобы ее рассказ был как можно увлекательнее. Мэгги исходила из того, что французское происхождение изначально делает Дэниэла более интересным человеком. Наверное, во Франции тоже есть скучные люди, но почему-то это казалось мало вероятным. Она считала Англию скучным местом, откуда происходят скучные люди, к которым она причисляла и себя.
Он не любил улыбаться. Он ни разу не улыбнулся за те три часа, которые провел в комнате ожидания, даже когда Мэгги подавала ему чай. С другой стороны, заключила она, кому захочется улыбаться с больной спиной?
После этого Дэниэл приходил ежедневно для встречи с физиотерапевтом Кэнди. Терапия не особенно помогала; в сущности, его состояние день за днем только ухудшалось. В конце концов Кэнди направила его к специалисту в местную клинику, и Мэгги поняла, что может больше никогда не увидеть его. Поэтому она совершила, наверное, один из самых храбрых поступков в своей жизни, когда подошла к нему и сказала:
– Может быть, мы могли бы…
Тогда Дэниэл наконец улыбнулся и сказал:
– Да, мы могли бы. Завтра вечером? Поужинаем вместе, да?
Мэгги ответила благодарной улыбкой. Она собиралась сказать, что они могли бы встретиться за чашкой чая, но ужин был еще лучше. Мэгги была рада, что правильно истолковала невысказанные сигналы.
Первый ужин прошел в сдержанной атмосфере. Дэниэл (так его звали в Англии) был немногословен из-за своей спины. Он глушил боль красным вином и маленькими белыми таблетками, которые держал в прозрачной пластиковой коробочке в кармане пиджака. К тому времени, когда подали десерт, Дэниэлу явно не терпелось покинуть свой стул, поэтому они удалились в неярко освещенный уголок бара, где стоял низкий диван, и тогда положение временно улучшилось. Дэниэл похвалил волосы Мэгги: «У вас просто замечательные волосы; видно, что вы ухаживаете за собой». Впрочем, так оно и было. Подростком она не отличалась красотой, а после двадцати лет растолстела из-за рождения детей и просидела, как пудинг, большую часть десяти лет замужества. Потом она развелась, сбросила вес и внезапно оказалась очень привлекательной тридцатишестилетней женщиной, словно внутри нее все это время пряталась незнакомка. Приближаясь к сорокалетию, она становилась все привлекательнее; структура лицевых мышц немного изменилась, отчего ее внешность стала «свежей и современной», как пишут в рекламных статьях об омолаживающей косметике и здоровой диете. Мэгги никогда не выглядела лучше, чем в сорок два года. Это была кульминация, но потом красота начала уходить. «Нет, еще рано, – думала Мэгги. – Я только что привыкла выглядеть привлекательно и не готова отказаться от этого». Она провела ряд процедурных ухищрений: отбеливание зубов, маленькая инъекция ботокса и силиконовых наполнителей, дорогие кремы и добавки. Теперь ей было сорок три года, и в приглушенном свете, вдали от жестокой критической оценки дневного света, она до сих пор могла, действительно могла выглядеть на сорок два года.
Но, хотя Дэниэл похвалил ее волосы и общее умение ухаживать за своей внешностью, он не попытался поцеловать ее ни в тот вечер, ни в один из следующих вечеров. А потом, когда они встретились в китайском ресторане и она на всякий случай положила в сумочку мятные таблетки для маскировки запаха чеснока, Дэниэл сказал:
– Мэгги, я хочу поблагодарить вас за дружбу со мной. Я одинокий человек и веду одинокую жизнь, поэтому у меня мало друзей. Но я считаю вас, Мэгги, своим близким другом. Очень добрым другом.
Улыбка застыла на губах Мэгги. Он собирается бросить ее, расстаться с ней, даже ни разу не поцеловав. Ее сердце горестно сжалось.
– Поэтому, надеюсь, вы не будете возражать, если я обременю вас некоторыми фактами о своем состоянии? Я узнал об этом только сегодня, так что извините, если я немного не в себе. Но выяснилось, что у меня большая опухоль в легком. Это от нее у меня боли в спине. Кроме того, у меня обнаружили метастазы в суставах ног и в желудке. Поэтому, судя по всему, – он положил свои большие руки на стол ладонями вниз, – судя по всему, мало что можно сделать. Весьма вероятно, что я умру.
Мэгги закрыла рот ладонью, чтобы сдержать невольный вскрик. Потом она опустила руку и уставилась на Дэниэла в немом ужасе.
– Нет, – сказала Мэгги. – Нет!
Дэниэл улыбнулся. Ей показалось, что он выбрал неподходящее время для одной из своих редких улыбок. Как ни странно, он как будто радовался своему состоянию. Нет, не радовался, а испытывал облегчение.
– Все нормально, Мэгги, все замечательно. Это судьба, понимаете? Я никогда не считал себя стариком… пожалуй, дожить до шестидесяти было бы приятно, но пятьдесят три года? Ну, что же, значит, пятьдесят три года.
Но тихий голос в голове у Мэгги твердил: «Нет, нет, нет». В ее голове раздавались звуки сокрушенных мечтаний и разбитого сердца. Не годится умирать в пятьдесят три года, нет, совсем не годится.
После этого они смогли пообедать вместе еще два раза, а потом Дэниэл отправился на химиотерапию. Он попросил Мэгги не посещать его в клинике, но она не послушалась и застала его в хлопковой пижаме – бледно-голубой, с кремовым кантом. Его тапочки стояли под кроватью, на подносе перед ним лежала газета «Telegraph», а на носу сидели очки-полумесяцы для чтения. Конечно, они придавали Дэниэлу более интеллигентный, но и более уязвимый вид. Ее сердце наполнилось нежностью. Но, заметив приближение Мэгги, он снял очки с поспешностью, намекавшей на тщеславие.
