Том напрягся. Ему не нравилась эта игра, пора было с ней кончать. Хана — ловкая и хитрая. Хана — лгунья, которая врала всегда, врала с самого начала, и до сих пор ей отлично удавалось водить всех за нос.
— Ты не Вылупок, — отрезал он. — Ты — тоже Остаток.
Вот теперь он выложил ей все. Теперь можно спрыгнуть с дерева и уйти; может, он сейчас так и сделает. Том не знал, как отреагирует Хана на его слова. Конечно, она поняла, что он знает, но пока слова не были произнесены вслух, можно было продолжать притворяться и избегать объяснений. Теперь — нет.
Хана снова удивила его. Она не стала оправдываться. Просто невесело рассмеялась.
— Молодец, Том. И давно ты догадался?
Он мотнул головой.
— Недавно. Что-то не складывалось. Некоторые слова — ты их говорила, а потом делала вид, будто не знаешь, откуда они взялись. С Вылупками так не бывает. Они просто не знают. А ты… Ты знаешь слишком много.
— Да, — отозвалась она. — Быть Вылупком гораздо удобнее. Взрослые доверяют тебе, потому что знают, что в голове у тебя пусто. Дети — потому что они почти все такие же, как ты. Кроме редких, очень редких исключений, — и она так пристально посмотрела на Тома, что он покраснел.
— Но на Базе… Они никогда не доверяют Остаткам быть командирами. Это слишком рискованно. Неужели они не знали про тебя?
— Скажем так, когда меня привезли, у них почему-то вышла путаница с файлами, — с лукавой улыбкой ответила она. — В смысле, еще больше, чем обычно. И получилось так, что я приехала Остатком, а потом вдруг стала Вылупком. А когда Сгустки уже составлены, больше никто ничего не перепроверяет. И вообще, у тебя же не стоит на лбу печать, кто ты. Во всяком случае, пока еще они до этого не додумались.
Путаница с файлами? Хана и вправду гораздо умнее, чем хочет казаться.
— Но… Почему ты нам ничего не сказала? Хотя бы сейчас? Тебе было стыдно? Тебе… и сейчас стыдно?
Хана пожала плечами.
— Остатки обычно покалеченные, странные. Они пережили бомбу, изуродованы внутри и снаружи. Ты — нет, и я тоже. Во всяком случае, не снаружи. А вот внутри — тут я не уверена. Можно сказать, мы с тобой два редких исключения. А кому они нравятся, исключения? Они несут опасность. Смотри, что ты натворил… Но у меня-то в мыслях ничего такого не было. Я не собиралась взлетать высоко. Быть главной в Сгустке — вот все, что мне было надо. У меня нет к этому призвания, как, например, у тебя… хотя на первый взгляд может показаться обратное. Но зато я знаю свои силы. И поэтому я охотно уступила тебе свое место, когда мы решили уходить. Я бы просто не справилась.
Она никогда еще не говорила с ним с такой прямотой. Том вспыхнул.
— Том-Два-Раза, ты покраснел, как помидор, два раза за пять минут. Это твое новое имя виновато, да?
Все-таки здорово смеяться вместе. Том окончательно расслабился.
— А я думал, что ты злая, — отсмеявшись, сказал он. — Злая и жестокая.
— Понимаешь, злым и жестоким никто не лезет в душу. И потом, Вылупки и должны быть такими.
— Тебе все верили.
— Ага, — Хана устало улыбнулась. — Притворяться столько времени… было нелегко. Зато теперь, когда ты все знаешь, мне легче.
Том вдруг помрачнел.
— Но ты не захотела довериться мне. Пришлось выспрашивать все самому. Ты мне лгала.
— Иногда ложь нужнее правды, — сказала Хана, уставившись в одну точку.
— С чего ты это взяла?
— Сам скоро поймешь, Том-Два-Раза. Сам поймешь.
Объятия отчасти помогли, но вопрос о маме никуда не ушел — не такой это был вопрос. Время от времени кто-то к нему возвращался, пытаясь понять.
— А давай ты будешь мама, — как-то сказала Нинне Хане. — А он — папа! — она указала на Тома. — Тогда у нас тоже будет настоящая семья.
— Я не очень уверен, что мне нужна мама, — осторожно отозвался Дуду. Остальные согласно закивали: малыши хорошо помнили, какая у Ханы тяжелая рука. Конечно, теперь Хана изменилась: почти не орала и никого не била, но все равно, если кому-то требовалось утешение, дети шли к Тому, а не к ней. — Мне хватило бы папы, — добавил Дуду и обернулся к Глору: — А у тебя был папа?
— Вряд ли. Я его не помню, — Глор помотал головой и принялся заинтересованно разглядывать большой палец на собственной ноге.
После этого всем почему-то стало грустно, и Хана, чтобы отвлечь детей, сказала:
— Том-Два-Раза, почитай нам сказку.
— Да, Том, сказку, сказку!..
— Ладно, несите книгу, — с улыбкой ответил Том.
— У кого книга? Где книга? Где она? — это спрашивал Гранах: став Хранителем Книги, он начал шутить. Когда речь заходила о книге, он делал вид, что не знает, где она, — что она как будто потерялась; чаще всего оказывалось, что он просто на ней сидит. Дети уже привыкли к этой игре и особенно не беспокоились. Наоборот, все тут же подхватывали:
— Ну вот, Гранах потерял книгу!
— Я так и знал, что это случится!
— Он ни на что не годен, ни на что!
— Ох уж этот Гранах, курьи мозги!
Тогда Гранах высоко поднимал книгу, потрясая ею, словно драгоценным трофеем, и все хохотали и довольно хлопали в ладоши.
— Да здравствует Гранах, который бережет книгу и не теряет ее!
— Да здравствует Гранах, Капризный Хранитель Книги!
Гранах улыбался и даже казался в этот момент не таким уродливым.
— Вот она, — говорил он, поднимая книгу над головой, как фонарь.
— Осторожней, не порви!
— Скорее давай ее Тому!
Все переносились мыслями в сказку, и на некоторое время вопросы прекращались. Правда, потом, из той же сказки, возникали новые.
— Мне прямо хочется дать вам Лекарство! — говорил иногда Том, не зная, что им всем отвечать. — Чтобы вы хоть немного помолчали.
— Вот еще!
— Мы — Дети в лесу, мы не принимаем лекарств!
— Мы — Дети в лесу, мы все храбрые Мальчики-с-пальчик!
— Как-то раз жили да были Дети в лесу, которые никогда, никогда, никогда не принимали никаких лекарств…
Иногда они играли в новую игру. «Называть» — так она называлась. Игру придумала Нинне и очень этим гордилась. При всякой удобной возможности она первая кричала:
— Играем в «называть»?
Все соглашались. Никто никогда не отказывался, хотя некоторые всю игру молчали.
Играли так: нужно было выбрать какой-то предмет, находящийся поблизости и известный всем, и называть все его возможные характеристики.
— Огонь! — начинал первый.
— Блестящий.