– Хотя порой именно так и кажется, не правда ли, вашасветлость? – заметил он Эмбану. – Я полагаю, что правительство Церквине слишком отличается от имперского правительства. Бюрократии, чтобы выжить,кризисы необходимы. Если не будет кризиса того или иного рода, кому-нибудьможет прийти в голову мысль сократить десятка два-три должностей.
– Это я и сам заметил, – согласился Эмбан.
– Тем не менее я уверяю вас: то, что сейчас происходитв Империи, отнюдь не мыльный пузырь, сочиненный ради того, чтобы укрепитьчье-то положение. Я ничуть не преувеличиваю, говоря, что Империя на граникрушения. – Бронзово-смуглое лицо Оскайна стало задумчивым. – НашаИмперия, в отличие от ваших эозийских королевств, неоднородна. На дарезийскомконтиненте имеется пять рас. Мы, тамульцы, живем на востоке, эленийцы назападе, стирики – вокруг Сарсоса, валезийцы – на своем острове, а кинезгийцы –в центре континента. Вероятно, не слишком естественно то, что так много разныхнародов собрано под одной крышей. У нас разные культуры, разные религии, икаждая раса пребывает в твердом убеждении, что она-то и есть центрвселенной. – Оскайн вздохнул. – Все мы, вероятно, были бы счастливее,если бы жили каждый сам по себе.
– Но когда-то, в далеком прошлом, кое-кто оказался чересчурвластолюбивым? – предположил Тиниен.
– Отнюдь нет, сэр рыцарь, – отвечал Оскайн. –Скорее уж можно сказать, что мы, тамульцы, вляпались в Империю. – Онпокосился на Миртаи, которая сидела молча, держа на коленях Данаю. – И вотпричина, – добавил он, указывая на великаншу.
– Я здесь ни при чем, Оскайн, – возразила она.
– Я и не виню тебя лично, атана, – улыбнулсяон. – Все дело в твоих соплеменниках. Миртаи тоже улыбнулась:
– Я не слышала этого обращения с тех пор, как быламаленькой. Давно уже никто не называл меня «атаной».
– А что это означает? – с любопытством спросилТиниен.
– «Воин», – пожала она плечами.
– «Воительница», если быть точным, – поправилОскайн и нахмурился. – Не хочу задеть вас, но эленийский язык ограничен всвоей возможности выражать тонкости некоторых определений. – Он взглянулна Элану. – Ваше величество заметили, что ваша рабыня не похожа на другихженщин?
– Она не рабыня, – возразила Элана, – она мойдруг.
– Что за невежество, Элана, – выговорила ейМиртаи. – Разумеется, я рабыня. Я и должна быть рабыней. Продолжай свойрассказ, Оскайн. Я объясню им позже.
– Ты думаешь, они поймут?
– Нет. Но я все равно объясню.
– И в этом, почтенный архипрелат, – обратилсяОскайн к Долманту, – заключена причина создания Империи. Атаны отдали себянам в рабство около полутора тысяч лет назад – ради того, чтобы ихчеловекоубийственные наклонности не привели к поголовному уничтожению расы. Витоге у нас оказалась лучшая в мире армия – и это при том, что народ мымиролюбивый. Мы всегда выигрывали небольшие споры с другими народами, которыевозникают время от времени и, как правило, улаживаются переговорами. В нашихглазах соседние народы – сущие дети, не способные управиться с собственнымиделами. Империя начала разрастаться исключительно в интересах порядка. –Он оглядел рыцарей церкви. – Опять же, не хочу никого обидеть, но война –глупейшее изо всех человеческих занятий. Есть куда более действенные способыубедить людей изменить свои намерения.
– Как, например, угроза выпустить атанов? – лукавопредположил Эмбан.
– Этот способ действует отменно, ваша светлость, –признал Оскайн. – В прошлом одного присутствия атанов было довольно, чтобыпредотвратить обострение политических дискуссий. Атаны – совершеннаяполиция. – Он вздохнул. – Полагаю, вы заметили проскользнувшее в моейречи пустяковое уточнение: «в прошлом». К несчастью, сейчас дела обстоят иначе.Империя, состоящая из различных народов, всегда обречена на мелкие вспышкинационализма и расовых разногласий. Ничтожным людям свойственно стремиться такили иначе доказать собственную значимость. Это звучит патетически, но расизм всущности есть последнее прибежище ничтожества. Подобные вспышки, как правило,не получают широкого распространения, но вдруг ни с того ни с сего эпидемияэтих вспышек разразилась по всей Империи. Всяк вышивает стяги, распеваетнациональные гимны и трудится над изощренными оскорблениями в адрес «желтыхсобак». В наш адрес, разумеется. – Оскайн вытянул ладонь и критически ееосмотрел. – На самом деле кожа у нас не желтая. Скорее… – он задумался.
– Бежевая? – подсказал Стрейджен.
– Это тоже не слишком лестно, милорд Стрейджен, –улыбнулся Оскайн. – Ну да ладно. Быть может, когда-нибудь император издастособый указ о том, каким цветом следует именовать нашу кожу – отныне и навеки. –Он пожал плечами. – Как бы то ни было, но отдельные вспышки национализма ирасовой ненависти не смогли бы стать проблемой для атанов, даже если быслучились одновременно во всех городах Империи. Все дело осложняютсверхъестественные явления.
– Я так и думал, что за этим что-то кроется, –пробормотал Улаф.
– Вначале эти проявления магии были направлены на самихлюдей, – продолжал Оскайн. – У каждого народа есть свой мифическийгерой – некая выдающаяся личность, которая объединила людей, даровала им национальнуюцель и определила национальный характер. Современный мир запутан и сложен, ипростой народ мечтает о простых временах героев, когда национальные цели былинесложны и ясны и всякий точно знал, что он из себя представляет. Кто-то вИмперии воскрешает героев древности.
Спархока вдруг пробрал озноб.
– Великанов? – быстро спросил он.
– Гм… – Оскайн задумался. – Да, пожалуй, этоверное определение. Ход времени искажает и размывает очертания прошлого, и нашинациональные герои со временем прибавляют в росте. Полагаю, что, думая о них,мы воображаем их великанами. Весьма тонкое восприятие, сэр Спархок.
– Я не заслужил этой похвалы, ваше превосходительство.Просто нечто подобное происходит и здесь. – Долмант остро глянул нанего. – Я объясню потом, Сарати. Продолжайте, посол Оскайн. Вы сказали,что кто бы ни стоял за беспорядками в Империи, начал он с воскрешениянациональных героев. В этих словах содержится намек на продолжение.
