— Вам нравится?
Он понял ее вопрос, но не знал, как на него реагировать.Дронго вообще всегда чувствовал, что этот параллельный мир ему недоступен. Дажекогда ему было пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать, двадцать лет. В детствеон более всего любил проводить время с друзьями. Они играли в войну, разбившисьна красных и белых, казаков и разбойников, в футбол. Когда ему исполнилосьдевять-десять лет, у него наступил «запойный период» чтения, которыйпродолжается до сих пор. Вообще, Дронго нравились хорошие рестораны, красивыеженщины, он бывал на приемах королей и шейхов, но на молодежные дискотекиникогда не ходил. Ни в молодости, ни позже. И не совсем понимал, как можнопровести всю ночь в танцах, дергая конечностями, и получить от этогоудовольствие. Может, потому, что он больше любил классическую музыку? Хотя емунравится и джаз. И теперь, глядя на очень молодую особу, сидящую рядом, онпожал плечами и неопределенно сказал:
— Красиво. — Дронго намеренно ответилпо-английски, чтобы она признала в нем иностранца.
Но девица лишь улыбнулась.
— Вы не испанец? — спросила она по-английски.
— Нет, мне кажется, что нет.
— Сколько вам лет? — Ее прямые вопросы несколькообескураживали Дронго. Но он решил ответить честно:
— Сорок пять.
— Хорошо, — кивнула она, — мне нравятсямужчины старше сорока. Они как раз созревают к этому возрасту.
Он усмехнулся. В этой особе поражало сочетание наглости имолодого цинизма.
— А когда созревают женщины?
— Никогда, — заявила она, — у нас нет дляэтого времени. Вы занимаетесь онанизмом с четырнадцати, потом встречаетесь сдевочками в шестнадцать. И сохраняете силы до шестидесяти. А у нас всеначинается в пятнадцать-шестнадцать и к тридцати пяти заканчивается. У нас нетвремени на долгое созревание.
— Вы не правы, — возразил Дронго, — послетридцати пяти многие женщины еще остаются соблазнительными и загадочными длямужчин.
— Для каких мужчин? — снисходительнополюбопытствовала девица. У нее были зеленые глаза, скуластое лицо, полныегубы.
— Для разных, — Дронго заметил, что их дискуссияначала привлекать внимание других.
— Старушки, — снисходительно произнесла егособеседница. — Когда мне исполнится тридцать пять, я выброшусь из окна.Разве можно жить после этого?
Он внимательно к ней пригляделся. Похоже, ей еще нетвосемнадцати. Возможно, семнадцать или даже шестнадцать. Но она накрашена так,что ничего невозможно понять.
— Еще успеете выброситься, — отозвался он, сделавзнак официанту, чтобы тот принес счет.
Девица заметила его жест и улыбнулась.
— Ты боишься? — спросила она. — Ты менябоишься?
— Нет, — ответил он. — Откуда ты так хорошознаешь английский?
— Я жила в Англии, — пояснила она, — у меняотец дипломат, он работал в Лондоне.
— Значит, ты из хорошей семьи, — рассудительноконстатировал Дронго.
Она поморщилась:
— Что ты хочешь сказать?
— Ничего. Я рад за тебя и за твоего отца.
— Он такой нудный м… — сердито произнесладевица. — Нашел кого вспоминать! Ты хочешь сказать, что у меня приличныйотец, а я веду себя как проститутка?
— Нет, этого я не говорил. — Дронго подумал, чтопора уходить.
Официант принес счет, и он, достав бумажку в пятьдесят евро,оставил ее на столике.
— Угости меня вином, — неожиданно попросила егособеседница.
— А сколько тебе лет? — поинтересовался Дронго.
— Ты такой же м… как мой отец, — в сердцах заявилаона. — Ну и сиди здесь. А я хотела поехать с тобой в отель. Думала, чтотебе понравится провести ночь с молодой женщиной.
— Извини. — Дронго поднялся и, не оборачиваясь,вышел из бара.
За его спиной слышались какие-то возгласы или крики. Может,его позвала девица, может, крикнула ему в спину нечто обидное. Дронго было всеравно. У выхода его остановил молодой человек, похожий на бомжа, — свсклокоченными волосами, в рваных джинсах, причем рваных не в качествепоследнего писка моды, а именно потому, что были старые и грязные.
— Ты куда уходишь? — нахмурился парень. — Тыпочему обидел Кармэн? Она с тобой разговаривала, а ты… — Он поднял руку,но не сумел ее опустить.
Дронго, не делая резких движений, очень быстро и точноударил парня двумя пальцами в грудь. Парень раскрыл рот, выдохнул воздух исогнулся от боли.
«Кретин, — подумал Дронго о себе, удаляясь с местасобытий. — Нашел куда приехать. Не хватало только подраться с этим парнем,который годится мне по возрасту в сыновья. А эти молодые девчонки готовывстречаться с любыми взрослыми мужчинами, проявившими к ним хотя бы минимальныйинтерес. Может, поэтому у „стаффордского потрошителя“ нет никаких проблем с егожертвами? Они ему доверяют, считая солидным и надежным старшим другом?»
Вернувшись в отель, Дронго долго стоял под горячей водой,словно хотел смыть усталость и впечатления от недавней встречи. Но настоящийсюрприз ждал его на следующее утро. В половине одиннадцатого в его номерезазвонил телефон. Он недовольно поднял трубку.
— Доброе утро, — услышал Дронго спокойный голосМишеля Доула. — Я хочу сообщить вам, что вы его нашли. Вы сумели правильновычислить этого убийцу.
— Не может быть, — прошептал Дронго. — Как выэто узнали? Это действительно он?
— В этом нет никаких сомнений. Я всю ночь проверялБаррета через моих американских друзей. Когда вы мне позвонили, в Америке былоеще около трех часов дня. Так вот, такого человека просто не существует.
— Как это — не существует?
— Чарлз Баррет умер двенадцать лет назад: погиб вавтомобильной катастрофе в Шотландии. Тогда же пропали все его документы.Кто-то ездит по его документам по всему миру.
— Не может быть, — повторил Дронго, окончательнопроснувшись. — А как же его кредитная карточка?
— Она была оформлена в Чили в девяносто пятом году.Неизвестный просто открыл счет и получил карточку на это имя. И переводитденьги на этот счет все время из разных мест. Но несколько раз использовалИспанию и Францию.
— Значит, это он. — Дронго почувствовал, как унего задергалась рука.
— Теперь в этом нет никаких сомнений. Мы проверили егокредитную карточку через центральное отделение банка в Вашингтоне. Он переводилза это время большие суммы на кредитную карточку, у него очень неплохаякредитная история.
— И его ни разу не проверяли?
— Нет. Он был идеальным клиентом, все его счета вполном порядке. Я попросил сделать мне распечатку его счета.
