— Скажите, кто говорит, чтобы я постарался еенайти, — предложил, начиная сердиться, офицер.
— А комиссар Террачини у себя? — спросил Дронго,опасаясь, что его собеседник положит трубку.
— Кто говорит? — повысил голос офицер.
— Дронго. Скажите, эксперт Дронго.
— Подождите. — Офицер переключился, и черезнесколько секунд раздался голос Террачини:
— Добрый день. Я рад, что вы позвонили. Наконец этагрязная история закончилась. И хотя на этот раз отличилась испанская полиция, ярад, что этот мерзавец больше не появится ни в Италии, ни в других странах. Высработали блестяще, я вас поздравляю.
— Спасибо, комиссар. Можно позвать к телефону ЛуизуФелачи?
— Она в Неаполе, выехала в командировку, — сообщилТеррачини.
— У нее новый номер мобильного телефона? — глухопоинтересовался Дронго.
— Да, — ответил комиссар, — она смениланомер. Сразу после убийства в Венеции.
— Понимаю. Извините, что побеспокоил вас. — Дронгоуже собрался отключиться.
— Не хотите узнать ее новый номер? — неожиданнопредложил Террачини. — Думаю, я могу вам помочь. Запишите.
— Диктуйте.
Террачини продиктовал номер, Дронго, поблагодарив его, тутже его набрал и сразу же услышал голос Луизы:
— Я вас слушаю.
— Извините, что решил позвонить вам… — Ончувствовал, что не находит нужных слов.
Она его сразу узнала.
— Я сама хотела вам позвонить, — отозваласьЛуиза, — но не решалась. После того как мы… после того случая в Венеции. Ядолго думала. Мне кажется, я была не совсем права…
Он грустно улыбнулся. В ее устах это было больше чемизвинение.
— Синьора Фелачи, вы хороший офицер и красивая женщина.Я позвонил, чтобы извиниться, если не всегда был прав…
Она поняла, что он прощается с ней.
— Не нужно извиняться, — ответила Луиза. —Это я была не совсем права. Вы хотели меня спасти… Хотя никто не думал, что всетак получится.
— Да, — согласился Дронго, — никто не думал…Поэтому я и звоню.
— Все произошло так, как и должно былопроизойти. — Разговор получался тягостным для них обоих. Смерть курсанта вВенеции прервала и похоронила их отношения. Говорить больше было не о чем.
— До свидания, — сказал Дронго, — я посчиталнужным узнать ваш телефон, чтобы попрощаться с вами.
— До свидания, — произнесла она, не сказав большени слова.
Дронго посмотрел на аппарат и набрал московский номер ЭдгараВейдеманиса:
— Эдгар, здравствуй. Как у нас дела?
— Все нормально, — откликнулся Вейдеманис. —Тебя опять тут спрашивают, все время звонят. Ты по-прежнему нужен многимлюдям. — Каким-то непостижимым образом он почувствовал состояниеДронго. — Знаешь, о вашем деле рассказали сразу по нескольким каналам.Говорят, это был самый известный маньяк-убийца после Чикатило. Хотя точноеколичество его жертв еще не установлено.
— Возможно, — согласился Дронго. — Ты читалстатью про меня в «Огоньке»? Ее автор считает, что меня просто не существует.
— Читал, — рассмеялся Эдгар. — «Брэнд сивойкобылы». Написал Фамов. Не обращай внимания. Такие статьи бывают всегда. Этозначит, ты становишься популярным. Между прочим, звонил Юлий Гусман. Он готовдать опровержение, написать им, что знает тебя лично. Что ему сказать?
— Ничего. Если людям нравится так думать, то они имеютправо и на такую ошибку. Что-нибудь еще?
— Да. Звонили из Праги. Ты им зачем-то нужен. Яответил, что тебя не будет до первого числа. Правильно?
— Правильно. Спасибо, Эдгар, я улетаю в Цюрих. Там Джилс детьми. Надеюсь, она не слушает никаких информационных сообщений, иначепоймет, где я был последние дни.
— Я говорил с комиссаром Брюлеем, — сообщилВейдеманис. — Он рассказал мне, что на этот раз ты чудом остался жив.Может, тебе завязать с твоими командировками?
— Может быть, — не стал спорить Дронго. —Если так пойдет и дальше, придется мне пойти преподавать криминалистику. Я началчувствовать, что старею, Эдгар. Физически стал уставать.
— Понимаю, — проговорил Вейдеманис. —Кажется, я тебя понимаю.
Объявили посадку на Цюрих. Дронго поднялся, взял свою сумкуи почему-то вспомнил последнее мгновение жизни убийцы. Как он оттолкнул стул,понимая, что больше с ним ничего хорошего не случится. Дронго не бросился кнему. Просто повернулся и пошел к выходу, не обращая внимания на вбегающих вкомнату людей, которые уже ничем не могли помочь Роберту Экману.
