— Тоже не можешь заснуть ночью?
— Ага. С чего бы это, интересно? — усмехнуласьМередит.
— Думаешь, парни все-таки решились немножко поболтать?
Мередит бросила на нее удивленный взгляд, а потомулыбнулась. Бонни сообразила: Мередит не ожидала, что она догадается.
— Очень надеюсь, — сказала Мередит. — Мнекажется, Мэтту от этого немного полегчает.
Бонни кивнула и снова откинулась на спинку. Никогда еще вмашине Мередит не было так уютно.
Когда она снова посмотрела на Мередит, темноволосая девушкауже спала.
Замечательно. Просто замечательно. Бонни уставилась накофейную гущу на дне кружки и состроила рожицу. Расслабляться нельзя: если ониобе заснут, может случиться беда. Она сжала кулаки так, что ногти впились владони, и стала смотреть на освещенное окно Викки.
Когда картинка у нее перед глазами раздвоилась и поплыла,Бонни поняла: надо срочно что-то предпринимать.
Свежий воздух. Вот что поможет. Даже не стараясь поменьшешуметь, она разблокировала дверцу и повернула ручку. Дверь со щелчкомоткрылась, но Мередит продолжала дышать спокойно и глубоко.
«Похоже, она действительно здорово устала», — подумалаБонни, выбираясь наружу. Она осторожно захлопнула дверь, оставив Мередитвнутри. И только тут сообразила, что у нее нет ключей.
Проклятье. Теперь, чтобы вернуться в машину, придется будитьМередит. А пока можно сходить проведать Викки. Может быть, она еще не спит.
Несмотря на тяжелое пасмурное небо, ночь была теплой. Задомом чуть заметно шевелилась листва грецких орехов. Стрекотали сверчки, но ихмонотонное пение не нарушало общего ощущения тишины.
Запах жимолости ударил ей в нос. Бонни легонько постучаланогтями по окну Викки, пытаясь увидеть что-нибудь в щелку между шторами.
Ответа не было. Бонни разглядела на кровати кучу одеял исверху — копну свалявшихся каштановых волос. Викки тоже спала.
Стоя под окном, Бонни ощущала, что вокруг нее словно сгущаетсятишина. Замолкли сверчки, деревья замерли в неподвижности. И все-таки она изовсех сил старалась что-то расслышать. Что-то, что, как она точно знала, былопоблизости.
Бонни понимала: она тут не одна.
Об этом ей говорили не органы чувств, а пробудившееся не такдавно шестое чувство, порой заставлявшее холодеть ее руки и позвоночник ипозволявшее распознавать присутствие Силы, — ее шестое чувство говорило ейвполне отчетливо: тут… тут что-то есть. Причем совсем близко. И оно следит заней.
Она медленно обернулась, отчаянно стараясь двигатьсябесшумно. Если она не будет шуметь, то, может быть, это что-то не тронет ее?Может, оно ее не заметит?
Тишина стала глухой и угрожающей. Она пульсировала у нее вушах, смешиваясь с биением сердца. Бонни никак не могла отделаться от мысли,что в любую секунду что-то может с визгом броситься на нее из этой тишины.
«Что-то с горячими влажными руками», — думала она,вглядываясь в темный двор. Серое на черном, черное на черном — вот и все, чтоей удалось рассмотреть. Тени. Все тени шевелились, и каждая из них могла быть этим.Этим с горячими влажными руками, сильными настолько, что они легко смогутраздавить ее…
Треск веточки прогремел в ее ушах оглушительным выстрелом.
Она резко обернулась на звук, изо всех сил напрягая зрение ислух. Но там были только тьма и тишина.
Сзади к ее шее прикоснулись пальцы.
Бонни резко развернулась, едва не свалившись без чувств. Онаслишком испугалась, чтобы завизжать. Когда она разглядела, кто это, ее телосковал ужас, а мышцы отказались служить. Она просто рухнула бы на землю, еслибы ее не подхватили.
— Ты чего-то испугалась? — ласково спросил Дамон.
Бонни потрясла головой. К ней еще не вернулся дар речи. Онадо сих пор была готова упасть в обморок, но изо всех сил старалась прийти всебя.
Он не стиснул ее крепче, но и не отпустил. А пытатьсявырваться было бы так же бессмысленно, как пробивать голыми руками кирпичнуюстену. Она сдалась и попыталась дышать ровно.
— Неужели меня? — продолжал Дамон. Он улыбнулся спритворной укоризной, словно у них был какой-то общий секрет. — Менябояться не надо.
Интересно, как Елена смогла ему сопротивляться? «Да ничегоона не смогла», — вспомнила Бонни. В конце концов Елена сдалась, Дамонодержал верх и сделал все, что хотел.
Он убрал одну руку — лишь для того, чтобы легонько провестипальцем по ее верхней губе.
— Пожалуй, мне лучше уйти, — сказал он, — ибольше тебя не пугать. Ты хочешь этого?
«Как кролик и удав, — подумала Бонни. — Вот какчувствуют себя кролики. Единственная разница в том, что он вряд ли собираетсяменя убивать. Впрочем, я могу отдать концы сама». Она чувствовала, что ноги унее вот-вот подкосятся, и она рухнет на землю. По всему ее телу разливалосьтепло; она трепетала.
Думай о чем-нибудь другом… скорее. Бездонные черные глазазаполняли собой всю вселенную. Бонни показалось, что она может разглядеть в нихзвезды. Думай. Быстро.
«Елене бы это не понравилось», — подумала она, когдаего губы коснулись ее губ. Не то слово. Проблема была в том, что у нее не былосил произнести это вслух. Тепло расползалось, заполняя все уголки ее тела, откончиков пальцев на руках до ступней. Губы Дамона были прохладными, как шелк,но все остальное было таким теплым. Бояться не надо. Надо просто статьпослушной и отдаться течению. Сладкая истома захлестнула ее…
— Это еще что такое?!
Чей-то голос взорвал тишину и разрушил чары. Боннивздрогнула и поняла, что может повернуть голову. В конце двора стоял Мэтт. Егоруки были сжаты в кулаки, а глаза похожи на кусочки голубого льда. Обжигающехолодного льда.
— Отойди от нее, — сказал Мэтт.
К удивлению Бонни, Дамон разжал объятия. Она отступила нашаг и, тяжело дыша, одернула платье. К ней вернулась способность рассуждать.
— Ничего страшного, — сказала она Мэтту почтинормальным голосом. — Я просто…
— Возвращайся в машину и жди там.
«Э, нет, секундочку», — подумала Бонни. Она, конечно,была рада, что пришел Мэтт, он появился как нельзя более кстати, но теперьчуть-чуть переигрывает в старшего брата, защитника и покровителя…
— Значит, так, Мэтт…
— В машину, — повторил он, не сводя глаз с Дамона.
Мередит ни за что не позволила бы так собой командовать. ИЕлена тоже. Бонни уже открыла рот, собираясь сказать Мэтту, чтобы он сам шел вмашину, но вдруг кое-что поняла.
За последний месяц она впервые увидела, что Мэтта что-топо-настоящему волнует. Его голубые глаза снова заблестели — холодным блескомправедного гнева, перед которым отступал даже Тайлер Смоллвуд. Мэтт вдруг сновастал живым и полным энергии. Он снова стал самим собой.
