Ойсин оторвал пальцы от струн, почесал лохматый затылок.
— Ну, ладно…
Потом нежно коснулся струн, отозвавшихся на прикосновение легким звоном, взял несколько аккордов, запел.
Это была старинная, легкая, как ажурное кружево, песня о золотых Драконах, приносивших некогда магию из-за моря — с той стороны Мира… Ойсин сам не знал, почему выбрал именно ее.
— Ты — хороший бард, друг, — сказал Финн, когда музыка отзвучала.
— Да? Благодарю, — Ойсин усмехнулся. — Жаль, мне не часто приходится петь такие песни. Большинство из тех, кто меня нанимает, предпочитает совсем другую музыку.
— Зачем же ты поешь для них?
— Зачем? Я же говорил тебе — я бард без денег и без славы. А иногда, знаешь ли, очень хочется кушать…
Финн приподнялся на локте:
— Тебе больше не придется петь для тех, кто не умеет слушать, друг.
— Да? — Ойсин хотел добавить еще что-то насмешливое, но… промолчал.
— Да, бард Ойсин.
— Хотелось бы верить, — вздохнул он, откладывая арфу и снова укладываясь на землю; потом вдруг вспомнил: — Послушай, Финн, а ты не знаешь, что такое «слушать звезды»?
— Знаю, — сказал Финн:
От дальних брегов за вратами заката, Облитая солнечной чешуей, Грядет Волна, ударит о камни, Вынесет Слово на гребне гривастом. Сумевший пройти между морем и брегом Слово подымет, в набат ударит… …Сумерками родятся звезды; Несущий Слово Голос услышит…
— Кто ты? — тихо спросил Ойсин.
— Я ведь уже говорил тебе. Я — Финн.
— Финн?.. — переспросил бард; воспоминание, мелькнувшее, но не задержавшееся в его голове раньше, вдруг всплыло вновь. — Финн… сын Кумала?.. Сын последнего Вождя МакБайшкнэ и последнего Повелителя фениев?
— Ты неправильно понял, Ойсин. Я — Вождь клана Байшкнэ. И я — Финн.
Ойсин молчал, раздумывая.
Финн улыбнулся — неожиданно задорно и чуть насмешливо:
— Не ошибусь ли я, если вспомню, что какой- то бродячий бард у этого костра говорил, что хочет «пристать к кому-нибудь из князей»?
2
Миде, окрестности Тары
конец осени года 1465 от падения Трои,
днем позже
Когда вдалеке из-за леса показался замок, день едва перевалил за полдень. Лил дождь.
— Кто там живет? — спросил Финн. — Не знаешь, Ойсин?
— Понятия не имею, — бард был зол на холод, на дождь, на размокшую дорогу под ногами и на все на свете. — Усадьба какого-нибудь князя. Я сам первый раз иду в Тару этой дорогой.
— А другой дорогой? — спросил Финн. — Другой дорогой тебе уже доводилось приходить в город Верховных Королей?
— Ээ… нет, — ответил Ойсин. — Я там никогда не был. И честно говоря, до вчерашнего вечера я не очень-то был уверен, что меня вообще впустят в Дом Красной Ветви, хоть я и бард.
Финн усмехнулся.
— Может, переночуем в этой усадьбе? — с надеждой спросил Ойсин. — Я совсем уже околел под этим дождем.
— Не ты ли так боялся опоздать к началу праздника?
— Да ведь люди из того обоза, который обогнал нас рано утром, сказали, что до города всего день пути.
— Для них, — уточнил Финн. — А мы с тобой плетемся со скоростью стада овец.
— Ну вот заодно и уточним в усадьбе, сколько еще топать до Тары.
— Ладно, — согласился Финн, посмеиваясь.
— Вот увидишь, — пробурчал Ойсин чуть погодя, — если нас оставят в замке ночевать, то дождь сразу кончится. А если придется идти дальше, — польет еще сильнее. Не знаю, распространяется ли этот закон природы на Вождей кланов, но. на бродячих бардов — точно.
Вблизи усадьба не производила впечатления княжеского поместья. Стены небольшого замка были сложены из окатанных рекой камней, а крыша крыта дерном — она вся заросла кустами и густой травой, сейчас, конечно, пожелтевшей и поникшей. Весь он состоял из средних размеров дома в один этаж и пристроенной к нему башни, едва ли на пару саженей возвышавшейся над покатой крышей дома. Вокруг теснились хозяйственные строения (самое большое из которых, судя по запаху, явно было скотным двором) вперемешку с приземистыми домиками крестьян.
— Не совсем то, что виделось издалека, — сказал Ойсин, принюхиваясь, — но навоз здесь есть, а это значит — есть и говядина для ужина, и сеновал для ночлега. Не так уж плохо.
— Идем, — усмехнулся Финн.
Звать хозяев не пришлось: видимо, их заметили еще издалека. Едва они приблизились ко входу в дом, как навстречу им, откинув тяжелую кожаную занавесь, вышел коренастый невысокий мужчина с богатой черной шевелюрой, и рыжей бородой.
