Антон Платов
ТРОПА ПРЕДЕЛА
Специально для
ТРОПА ПРЕДЕЛА (ПОВЕСТЬ)
ПРОЛОГ
Лейнстер[1], дом клана Байшкнэ
год 1450 от падения Трои
Было тихо. Совсем тихо, только ветер, по- весеннему уже теплый, шумел за окнами и чуть колыхал тяжелые ткани на стенах.
Три друида в темных одеждах стояли у изголовья соснового ложа. Двое молчали; третий тихо шептал что-то, закрыв глаза и медленно перебирая в воздухе тонкими бледными пальцами.
— Вождь уходит, — сказал он, опуская руки на ложе по сторонам от светлой косматой головы умирающего.
Кто-то сдавлено вздохнул; тяжелый негромкий стон вырвался у одного из стоявших поодаль воинов.
Но лежащий вдруг открыл глаза.
— Муйрнэ… Муйрнэ, любовь моя…
— Я здесь, Кумал, — высокая, совсем еще юная, прекрасная холодной утонченной красотой женщина быстро шагнула к ложу, опустилась на колени у изголовья.
— Муйрнэ… — губы умирающего чуть дрогнули: он улыбался. — Наш сын, Муйрнэ… — голос его стал глуше; женщина склонилась над самым его лицом, и рыжие ее волосы коснулись груди и щек Ку мала.
— Сын… Дэйвнэ… берегите… будет… он будет…
Тело Вождя дрогнуло. Муйрнэ медленно, очень медленно выпрямилась, продолжая смотреть в лицо лежащего.
— Да. Да, Кумал.
Тишина накрыла дом клана МакБайшкнэ.
— Вождь ушел, — возвестил друид.
И тотчас тишина лопнула шумом многих быстрых шагов. Стоящие вокруг ложа обернулись ко входу; трое воинов в пыльных одеждах вошли, тяжело дыша.
— Что случилось, Фиакул? — спросил друид у старшего из них.
— МакМорна! — воскликнул тот. — Люди МакМорна на западной дороге! — он посмотрел на ложе. — Вождь?.. Кумал?..
— Вождь ушел, Фиакул, — жестко сказала Муйрнэ, повторяя слова друида.
Воин застыл; на лице его появилось выражение детского почти удивления, хотя с тех пор, как Кумала принесли с поля последней битвы, никто и не думал, что он сможет выжить с ранениями, нанесенными ему сынами Морны.
— Кумал… — повторил воин, делая шаг к ложу и опускаясь возле него на колени. — Кумал, господин мой… друг мой…
— После, Фиакул, — голос Муйрнэ звучал холодно, страшно, словно заклиная самый воздух дома МакБайшкнэ. — Мы должны спасти сына Кумала. Выводи людей на дорогу, Фиакул, задержи МакМорна.
Воин поднялся на ноги; будто очнувшись, взглянул на вдову Вождя; улыбнулся — осклабился, выдавив горловой смешок, больше похожий на рык.
— Да, госпожа моя Муйрнэ, — он отвернулся от ложа. — Хэй, друзья, посмотрим еще разок, какого цвета кровь у сынов Морны! А придет время, и Дэйвнэ МакКуйл[2] отомстит за всех!
В лязге покидающих ножны клинков, под выкрики и смех последние мужчины клана МакБайшкнэ двинулись к выходу из старого дома. Большая комната, только что казавшаяся тесной от собравшихся возле умирающего Вождя людей, быстро опустела; только несколько женщин остались стоять у стен.
Муйрнэ оглянулась.
— Бовалл, Луахрэ, идемте со мной, — голос ее и сейчас, среди женщин, не стал теплее или мягче. — Быстрее.
— Да, Муйрнэ, — две пожилые родственницы Кумала, не спрашивая ничего, вышли из комнаты вслед за вдовой Вождя.
Короткий коридор, и все три женщины вошли в маленькую комнатку в дальнем углу дома. Здесь было полутемно: тяжелое полотнище, закрывавшее окно, пропускало мало света. Молоденькая девушка, покачивавшая деревянную люльку, обернулась на звук шагов, чуть улыбнулась.
— Он спит, госпожа.
— Хорошо, — Муйрнэ кивнула. — Ступай, Грен.
— А маленький?
— Ступай.
— Да, госпожа, — девушка поднялась и быстро, не поднимая глаз, вышла из комнаты, протиснувшись мимо стоявших в дверях Бовалл и Лиа Луахрэ.
— Войдите, — сказала женщинам Муйрнэ.
Склонившись над люлькой, мгновение смотрела она на спокойное лицо сына, потом решительно взяла его на руки; коротко поцеловала.
— Сестры мои, — в уголках глаз ее блеснули вдруг капельки слез. — Сестры, спасайте наследника рода Байшкнэ. Уходите далеко-далеко, так далеко, чтобы никто никогда не нашел вас и моего сына. Ты, Бовалл, научи его драться, как мать твоя учила моего Кумала. Ты, Лиа Луахрэ, передай ему мудрость, что хранят друиды клана МакБайшкнэ. Даже мне не говорите, куда пойдете вы, за какими лесами и водами спрячете моего сына: нет таких тайн, что можно было бы хранить вечно, если и дадут мне боги пережить этот день.
Она передала спеленутого сына одной из старых женщин и принялась сдирать с запястий серебряные и золотые браслеты; бросила их на разложенный на лавке кусок чистого полотна. Не заботясь о том, что рвутся тонкие золотые колечки, сдернула, не расстегивая, с шеи драгоценное ожерелье, изукрашенное камнями. Завернув все в ткань, сунула женщинам:
— Берите — этого хватит на первое время. Потом, когда вырастет Дэйвнэ… Тогда сын Кумала сам решит, что ему делать, — она снова взглянула на лицо сына. — Уходите. Быстро.
— Но… а ты, Муйрнэ? — спросила Бовалл, прижимая ребенка к груди.
— Я?! — Казалось, глаза Муйрнэ полыхнули пламенем в полутьме комнаты. — Я? Не думайте обо мне, сестры, — уходите. А у меня есть еще долг сынам Морны. Не спорьте — идите, если любите Кумала… и его сына.
МакМорна стояли против МакБайшкнэ на расстоянии полета копья, когда молодая вдова Кумала вышла из дома на западную дорогу. Брань и смех стихли; МакБайшкнэ расступились, пропуская госпожу вперед.
Муйрнэ остановилась в нескольких шагах перед воинами своего ушедшего мужа; замерла, опустив тяжелый взгляд на врагов.
МакМорна улыбались, зная свою силу и предвкушая победу. Предводители клана — Голл, Конан, Арт Юный, Гарра Дув — стояли впереди своих людей, поигрывая оружием и разглядывая молодую вдову.
