булочку в рот.
– Я ищу подходящее место для моего ресторана, – сказала Ноур. – Вот! Продаётся закусочная у станции.
Она ткнула пальцем в крошечное объявление в самом низу газеты. И в тот же миг я заметила текст на соседней странице, где пишут о тех, кто родился или умер. Я подпрыгнула от неожиданности, когда увидела заголовок:
Юханнес Мария Клаудиус – упрямец и композитор
– Можно я почитаю? – попросила я.
Ноур кивнула. Она вырезала объявление, а потом передала мне газету. Амир схватил ещё несколько булочек, и мы отправились к нему наверх.
– Посмотри! – сказала я, когда мы пришли в комнату Амира.
– Что? Это же о Монахе!
– Да!
Мы склонились над газетой и вместе прочитали:
Композитор Юханнес Мария Клаудиус умер в возрасте 70 лет. Он родился в Калькутте в Индии, но вырос в Юрхольме. В юности Клаудиус начал изучать классическую музыку и композицию. Он стал композитором-новатором и в начале своей карьеры был членом Четвергового клуба, где выделялся своими самобытными произведениями. Впоследствии он увлёкся религией, которая стала занимать всё больше места в его жизни. Клаудиус принял католичество и намеревался пройти рукоположение, но не встретил поддержки в католической церкви.
К сожалению, при жизни он не получил настоящего признания своих заслуг. Его сочинения казались слишком оригинальными, а сам он слишком странным. В конце жизни он пребывал в нищете, у него в доме не было воды и электричества. Причиной смерти стала свеча, упавшая, пока он вечером спал.
Пожар уничтожил новаторские сочинения композитора, над которыми он работал последние годы. В том числе концерт для трубы, написанный по просьбе автора этих строк, и несколько удивительных тактов, которые я имел счастье слышать во время своих визитов к нему.
Самобытный композитор и фантастический человек окончил свой век.
Стен-Даниэль Сундстрём,
профессор западной музыки на пенсии
– Выходит, он умер при пожаре, – прошептала я. – Бедный Монах!
Амир смотрел на меня во все глаза. Кажется, он сильно испугался.
– А я приходил к нему как ангел смерти! Господи! Неужели я виновен в его гибели? – проговорил он дрожащим голосом.
– Да это же просто суеверие, – сказала я. – Ты же сам в это не веришь!
Амир покачал головой и вздохнул. Мы снова склонились над газетой.
– Здесь написано, что эти произведения новаторские, – начала я. – Этот Стен-Даниэль заказал ему целый концерт. Оказывается, Монах был настоящим композитором и сочинял необыкновенную музыку.
– Погугли этого Стена-Даниэля, – попросил Амир.
Я достала мобильник.
– Он был профессором в Королевской музыкальной школе, – прочитала я вслух.
– А может, он тоже шпион? Под прикрытием. Многие профессора на самом деле тайные агенты. А в газете он написал, чтобы привлечь чьё-то внимание, по приказу русских.
Мы достали три пачки нот. Они были такие толстые, что на исполнение потребовалось бы несколько часов.
– Ну что, отправим их в Службу безопасности или лучше покажем этому Стену-Даниэлю и посмотрим, как он отреагирует? – спросила я.
– Точно, – согласился Амир. – Можем немного выучить русский и тогда посмотрим, как он ответит, когда мы с ним заговорим.
– А потом попросим его сыграть эти ноты. Если будет похоже на обычную музыку, значит, Монах невиновен. Просто он был такой музыкант, вроде Моцарта.
На странице Королевской музыкальной школы рядом с именем Стена-Даниэля был указан номер телефона. Амир сказал, что звонить лучше мне, раз я всё равно держу мобильник. На самом деле он сам просто не решался. Я дрожала от волнения. После трёх сигналов ответил мужской голос.
– Да, алло! Стен-Даниэль слушает.
– Здравствуйте, – проговорила я. – Меня зовут Астрид Ковач. У нас есть ноты Юханнеса Марии Клаудиуса. Возможно, вам это будет интересно. Ну, на самом деле их у нас очень много.
Глава 18
– Астрид! – сказал папа на следующее утро.
Он стоял у кухонного стола и в пятьдесят первый раз вешал нашу замечательную старую деревянную адвентскую звезду, у которой оставалось всё меньше палочек, поскольку Юлле вечно её сбивал, задевая ногами шнур.
– Что?
– О чём ты задумалась?
– Так, ни о чём, – ответила я, откусывая бутерброд.
Это было неправдой. Мне надо было о многом подумать, потому что после школы мы с Амиром должны были пойти к Стену-Даниэлю. Мы выбрали несколько страниц – те, которые показались нам самыми закодированными и на которых больше всего было примечаний.
Я никому про Монаха не рассказывала: ни Бланке, ни маме с папой. Папа-то умеет хранить тайны, но вот мама сразу начинает расспросы, а уж Бланка разболтает всем, кого встретит. Нет, Монах пусть останется моим секретом. Как и Стен-Даниэль.
– Ты какая-то рассеянная, – заметил папа и зашуршал своей розовой газетой.
– Глупости! – прошипела я, поправляя заколки на чёлке.
– Сколько можно! – вздохнула Бланка.
Она, наклонившись, медленно пила тёплый шоколад, причмокивая так, что в ушах звенело. Я зыркнула на неё. Но она стала причмокивать ещё громче.
Мне захотелось крикнуть ей, чтобы пила потише, но тут зазвонил мобильник, и я увидела, что Амир прислал мне эсэмэску:
Вечером всё решится. Сохраняй хладнокровие.
Ну, сохранять хладнокровие было не трудно. Денёк выдался морозный. Даже снег скрипел под ботинками, когда я шла в школу. Хорошо, что мама купила мне дутик на блошином рынке. Он похож на спальный мешок с рукавами, очень красиво.
Возле школы я заметила Элли и Вибеке, которые прохаживались покачиваясь в своих сапогах на высоких каблуках и холодных как лёд меховых наушниках. Они пританцовывали под грохот танцевальных приложений и время от времени окликали Марьям, чтобы спросить у неё совета по танцевальным шагам. Она подходила, показывала им что-нибудь новенькое, а потом снова отходила. Я не могла разобрать, что творится с этой троицей: дружит ли ещё Марьям с Элли или нет? Неужели Вибеке устала говорить о лошадях? Я не понимала, что у них там происходило, а я не люблю неясности.
На перемене мы с Амиром устроили совещание в нашем штабе на скамейке под каштаном. Он достал чёрный блокнот и сказал:
– Я провёл исследование.
– Чего?
– Ну, нагуглил всякие русские фразы. Нам же надо испытать Стена-Даниэля.
Я заглянула к нему в блокнот и попыталась разобрать, что он там написал.
Ижвинитэ ви шпион?
Я попыталась это выговорить.
– Это означает: извините, вы не шпион? – объяснил Амир.
– Здорово, – сказала я. – То-то он опешит!
Когда начало темнеть, Гина отвела нас в столовую. Свет погасили, и скоро из коридора донеслось пение. Я и забыла, что сегодня Люсия! Как бежит время!
Элли, Вибеке
