смысл. Я терпеть не могла заурядности — ни в себе, ни в других (разговоров «ни о чем»).
Не очень‑то человечное отношение к людям!
Оно проявляется в следующем:
Приходить в восторг от встречи с друзьями… А потом… глубокая депрессия, ведь становится ясно, что ничего не было сказано, никто ни с кем ничем не обменялся, каждый остался при своем — в силу вещей или прискорбного малодушия.
К Сакральному относится коррида, потому что есть угроза смерти и настоящая смерть, но прочувствованная, испытанная другими, вместе с другими.
Вообразите корриду для вас одного.
(долго объяснять)
Все, что относится к смыслу бытия для меня сакрально, сам смысл бытия, смысл жизни, смерти.
Что лишает существование всякой возможности почувствовать Сакральное: поддержание форм, поддержание внешних обстоятельств, которые не соответствуют или уже не соответствуют истине бытия.
Иные всегда предпочтут, чтобы почва уходила из‑под ног — на свой страх и риск: смерть или безумие — но чтобы жизнь продолжалась.
Обратное.
Получается:
жалкая комедия,
старческий инфантилизм,
сюсюканье,
лепет, ребячество, упадок, бессилие, а в худшем случае:
Цинизм, вульгарность, скептицизм, полная извращенность морального существа.
Порча: болото губит воду чистейших источников.
А тем, кто превращает жизнь в болото, всегда мало будет нашей жестокости, нашей непримиримости: бежать от них, как от чумы.
«Всякое поэтическое переживание сакрально»?
Соглашусь с вами по причине (к примеру и чтобы не распространяться) самоубийства Нерваля. Да, но разрушение Рембо?
Сакральный миг — бесконечно редкое состояние благодати.
Бывают «пред–сакральные» состояния, которым для испол–ненности не хватает самой малости
Пред–сакральное в моем детстве,
например лет в восемь–девять.
Я лежу в саду, на лужайке. В одном месте лужайка заметно возвышается, образуя конус. Я ложусь так, чтобы затылок оказался на самом верху, голова «запрокинута» и мне лучше «видно небо».
В первый раз рядом со мной сестра — та, которой я доверяю, задаю самые главные вопросы: «…а за этим небом есть еще другое?»
Она смеется, отвечая, что их много, других небес. Я тоже смеюсь и говорю, что «конечно же, много, раз есть седьмое небо». Она становится серьезной, объясняет мне, что мы окружены небом, что земля вертится, а небо бесконечно.
Потом уходит.
Я остаюсь и долго–долго лежу, оставаясь в неподвижности и мечтая о бесконечном, пытаясь физически представить себе эту бесконечность. Меня охватывает страшная тревога, но я лежу не шевелясь и вскоре я начинаю «чувствовать» как вертится земля. Голова моя, оставаясь запрокинутой, «действительно вертелась, причем сильно».
Каждый вечер, когда все стихало, я приходила на эту лужайку, чтобы обрести ощущение вертящейся земли и почувствовать, как я в нем растворяюсь, захваченная головокруженьем.
Того же порядка:
В туалетной комнате моей матери два больших зеркала, друг против друга.
Я вставала так, чтобы только голова моя оказывалась между двух зеркал, и видела бесчисленные головы.
Пробовала сосчитать.
Не получалось.
Меня это раздражало, я продолжала считать, доводя себя до чудовищной усталости и крайней тревоги.
А еще мне нравилось ставить между зеркал какие‑нибудь предметы и двигать ими.
Это была поистине волшебная игра.
Просто я думаю, что в точности так же, как и в саду, в этом первом соприкосновении с идеей бесконечного (это с бесконечностью играет ребенок, затевая какую‑нибудь игру, за которой ему ни за что на свете не хотелось бы, чтобы его застали) есть что‑то сакральное, в том смысле, что игра сопровождается тревогой, происходит лишь в определенные часы, когда знаешь, что «никого нет», и становится чем‑то вроде живой медитации. В самые пронзительные мгновения моей жизни это состояние всплывает в виде воспоминания. Постоянство этого ощущения наводит на мысль о столкновении извечной части человеческого существа со вселенной, но ему не хватает:
1) понятия смерти, которое однако же присутствует в виде физического ощущения;
2) того, что его нельзя разделить «с другими».
Одно воспоминание, которое, как мне кажется, содержит в себе итог моего понимания Сакрального.
Это относится к вере, за которую люди готовы умереть. Это касается отъезда отца на фронт — отъезда по особому трагичного, ввиду странных (объяснить) обстоятельств, который вверг меня в состояние полной экзальтации, вызванного определенным предчувствием, добровольным закланием, да еще перед лицом того, кого приносят в жертву. И все это, в одиннадцать лет, соединяясь с песнями беснующейся толпы — песнями, в которые вливается мой голос, в какой‑то миг вдруг замирающий, всецелое физическое потрясение.
Невозможность вновь вернуться к физической жизни в течение многих дней.
Целыми днями я ору во все горло «Марсельезу» и «Прощальную песнь».
Мне стыдно, когда я встречаю в метро одетую во все черное одноклассницу, которая потеряла отца.
Я разделяю понятие социологов: дабы Сакральное стало сакральным, оно должно смешиваться с Социальным.
По моему мнению, дабы это сталось, необходимо, чтобы это ощущалось другими, в общности с другими.
Вообразите корриду для вас одного.
Мне нужна публика.
Поэтическое произведение сакрально в том, что оно является созиданием некоего топического события, «сообщением», ощущаемым как нагота. — Это самоизнасилование, обнажение, сообщение другим того, что является смыслом твоего существования, но смысл этот «неустойчив»[18].
Что довольно прочно утверждает меня в отрицании других.
стихи,
предшествующие лету 1936 г.
Из настоящего и незримого окна
я видела как все мои друзья
делили жизнь мою и рвали ее
в клочья
обгрызали до самых костей
и не желая упустить столь лакомый кусок
оспаривали друг у друга остов
СВЯЩЕННИКИ
Священники, всех мастей священники, а также
лже–священники
Послушайте меня:
Я «нет» сказала благочестью
и благочестье (с Ангелоподобными чертами)
благочестье мое, ваш начисто зубов лишенный ореол
лишь глупо ухмыльнулся
Оно разбилось в тысячу осколков
Теперь лишь наступает время прямоты
Той прямоты, где братьями мы смотрим друг на друга.
«Сядь на последний пароход
тот, что нигде на свете не пристанет»
Тогда я жизнь взвалила на плечи
и пошла, на сей раз
держа прямее спину
Уж сколько раз
вы видели как я пускаюсь в путь за смертью?
За преступленным порогом
луна
верхом
на барашках–облаках
глядела на меня
будто крылатая победа.
8
Очутилась
взаперти
в кругу
откуда бегу
в другой
что меня в первый круг
возвращает
Священнодействия и мерзкие гримасы сливались, путались, друг друга вытесняли, удваивали силу… друг друга уничтожая. «Игра» такая длилась долго–долго.
Мне вздумалось, что я
