Я до сих пор не могу.
Уходя, успеваю увидеть, что женщина писала в своем блокноте. Все страницы сверху донизу исписаны одним и тем же словом: «успокойся успокойся успокойся».
Сейчас я просто хочу, чтобы меня обняла мама. И мне за это даже не стыдно. На сегодня с меня хватит взрослой фигни. И со взрослых, похоже, тоже.
На следующий день женщина-коп появляется на грязной дороге у дома. Она расставляет желтые отметки на какие-то строго определенные места. За ней приходит фотограф. А потом еще какие-то люди в белых синтетических костюмах. Но ничего полезного они явно не находят. Я понимаю это по их опущенным плечам. Мы с родителями наблюдаем за происходящим из окна. Это место теперь совсем не выглядит нашим.
Полицейская в перчатках подбирает какой-то предмет, достает пакет с застежкой и кидает его внутрь. Похоже на сигаретный бычок. Реальность и воображение начинают мешаться у меня в голове. Это он его бросил? Я чувствую себя совершенно дико, потому что очень отчетливо представляю, как Человек с кинжалом курил здесь, на этом самом месте, и это делает меня вроде как ответственным, как будто я создал его, или как-то контролирую, или что-то в этом духе.
– Я хочу спуститься туда, – заявляю я.
– Зачем? – спрашивает отец. Его борода сегодня особенно всклокочена, а это явно говорит о том, что он расстроен. – Пусть власти делают свое дело, Уайлдер. Не надо вмешиваться. Мы со своей стороны все сделали.
– Я просто… – быстро оглядываюсь в поисках вдохновения. – Может, ей не помешала бы чашка кофе.
Я осторожно несу чашку горячего кофе прямо туда, где она стоит, задумчиво поджав губы. У нее широкое лицо, и на нем широко расставлены глаза – черные, как бусинки. Она выглядит как старомодная вязаная кукла с косичками.
– М-м?.. – все так же задумчиво тянет женщина и берет у меня из рук кофе. И тут же вздрагивает. – О! Снова привет. Спасибо. Ты клал сахар?
– Нет.
– Хорошо.
Женщина-коп выпивает кофе двумя глотками. Он, наверное, очень горячий, но она не подает виду, просто вытирает рот тыльной стороной ладони и отдает чашку обратно.
– Как думаете, вы сможете его поймать?
– Откуда мы знаем, что это он?
Я пожимаю плечами.
– Мне кажется, что он.
– Мне тоже, – вздыхает женщина-коп.
Я так и не смог запомнить ее имя, так что опускаю глаза на бейджик. На нем написано «Офицер Харден[6]». Пытаюсь сделать это незаметно, но ее сверкающие глаза-бусинки внимательно следят за моим взглядом.
– Да, я слышала много шуток. Можешь звать меня просто Офицер.
– Эм, хорошо, – соглашаюсь, но у меня в голове роится тысяча вариантов шуток, и я чувствую, как краснею.
– Ты боишься, это понятно.
– Пожалуйста, можете просто сказать мне правду? – прошу я. – Если его поймают, надолго его посадят? Я боялся бы гораздо меньше, если б знал какие-то факты. Но никто мне ничего не говорит.
– Ты еще пацан. Не стоит волноваться о подобных вещах.
– Мне семнадцать, – глубоко вздохнув, замечаю я. – Меня могут судить как взрослого, например.
Офицер смотрит на меня своими круглыми черными глазами.
– Могут, значит. Ладно. Факты. Ну, сейчас их маловато, но ладно. Взлом с проникновением – это преступление класса Б. Если мы сможем его доказать. Еще мы можем взять его за то, что он фотографировал детей. Что это? Угроза здоровью и жизни ребенка, очевидно. Нарушение неприкосновенности частной жизни? Ну, скорее всего. И есть еще нож. Итого он может получить восемнадцать месяцев. Хотя, как по мне, его нужно запрятать навсегда. Так что даже если мы выясним, кто это, ничего особенного может и не случиться. Но все равно нужно попытаться. И мы пытаемся. Ждем не дождемся, когда он сделает что похуже. А он сделает. Рано или поздно. Достаточно фактологии? – она берет из кармана карточку и протягивает мне.
– Вы нам вчера уже давали. Карточку.
– Теперь я даю тебе еще одну. Положи одну рядом с телефоном, другую оставь у себя. Звони, если заметишь что-нибудь. И я серьезно – что угодно.
– Как вы думаете, он может сюда вернуться? Ну, попробовать пройтись по тому же маршруту, чтобы найти ее?
– Может быть. Но мы будем за вами присматривать. По вечерам будет дежурить патрульная машина. Но, слава богу, ты не его типаж. Хорошо, что у вас нет детей в доме. – Офицер стучит по груди сжатым кулаком. – Уф. Кажется, слишком быстро выпила кофе. Не смогла заснуть прошлой ночью, так что кофеин был нужен. Ну, хоть припарковалась не очень близко.
Провожаю ее глазами, почему-то ощущая себя брошенным.
Он должен был уронить полароид ночью или ранним утром, незадолго до того, как я его нашел. Вчера вечером этой фотографии на дороге не было.
Вернется ли он за ней?
* * *
Этой ночью я без сна лежу в кровати и слушаю шум моря, сверчков и кричащих в ночи птиц. И тут слышу далекий тихий шум машины, подъезжающей к дому по единственной дороге. Это необычно: движения тут почти нет. Это патрульная машина, – думаю я, – они охраняют нас. Представляю серьезное лицо офицера Харден, которая сканирует лес своими глазами-бусинками в поисках темных силуэтов, сидя за рулем полицейской машины. От одного воспоминания о ней мне становится спокойнее. Я уже думаю подняться и пойти на кухню, чтобы посмотреть на нее в окно, выходящее на дорогу. Но не делаю этого.
Вдруг это не офицер Харден? Вдруг это он?
– Гляди под ноги! – окрикивает меня кто-то, и я вздрагиваю, очнувшись от своих мыслей. Я иду по натянутому вдоль волнореза канату, который утопает в промасленной гальке пляжа Кастина, окаймляющего город, словно грязный ноготь.
Мама ушла по делам в город, так что я решил спуститься к прибрежной полосе. Здесь особенно нечем заняться. Люди тут работают. Проржавевшие посудины стоят на деревянных мостках, а понтоны украшают длинные гирлянды рыболовных сетей. Пахнет бензином и потрошеной рыбой. В отличие от Рехобота или Кони-Айленда, это место не создано для развлечений.
