Тогда он весь задрожал. Лицо почернело…
На мгновение он замер, и, наконец, заговорил очень странным голосом – приглушённым, плачущим – настолько необычным, что, казалось, он говорил не своим голосом:
– Ах! как же ты ошибаешься… Мой бедный друг! Мой бедный друг!… Каким безумцем я был в минуты своего триумфа… Я никогда не думал, что другие могут этого не понимать… Выслушай меня! Выслушай меня!… О! ты должен меня выслушать!…
Не по собственной воле, опустошённый, я молча внимал его откровениям, как будто бы ведомый золотыми и огненными нитями, пока он убеждал меня:
– Да! Марта была твоей любовницей, и не только твоей… Но я так никогда и не знал, кто были её любовники. Она всегда сама мне всё рассказывала… Я же только указывал их ей, показывал их!
Да! Да! Я победил, когда встретил её!… Неужели ты не помнишь, Лусиу, каким мучением была моя жизнь? Уже забыл?… Я не мог быть никому другом… не мог испытывать привязанности… Всё во мне отзывалось эхом нежности… когда я ещё только мог догадываться о нежностях… А к тем, кто их обещал, на меня накатывало только желание приласкать, желание обладать – чтобы удовлетворить свою нежность, усилить свою дружбу…
Вспышка рыжего света ослепила мою душу.
Поэт продолжал:
– О, как я страдал… как я страдал!… Ты проявил ко мне сильную привязанность; я хотел всколыхнуть твою привязанность, а именно: вернуть тебе её, но для меня это было невозможно!… Только если бы я поцеловал тебя, если бы я обнял тебя, если бы я овладел тобой… Ах! но как овладеть существом своего же пола?…
Никак! Никак! Я видел твою дружбу, видел ясно, но я не мог её прочувствовать!… Она сама – фальшивое золото…
Но однажды ночью, наконец-то, фантастической бессонной ночью, я победил! Я нашёл Её… да, я создал Её! Я создал Её… Она только моя, понимаешь? – только моя! Мы настолько понимаем друг друга, что Марта словно моя душа. Мы думаем так же; чувствуем одинаково. Мы оба – одно целое… Да! и с той самой ночи я смог, победоносно смог, запустить внутри себя твою страсть – вернуть тебе твою дружбу: я велел Ей стать твоей! Но, когда ты прижимал её к себе, это я держал тебя в своих объятиях… Я удовлетворил свою нежность: Я победил! И обладая ею, я чувствовал, что в ней была та дружба, которую я должен был передать тебе, так же, как другие ощущают в душе свои страсти. В тот момент, когда я её нашёл – слышишь меня? – словно бы моя душа, приобретя пол, материализовалась. И я овладел тобой одним только сознанием, но материально! Вот моя победа… Непревзойдённая победа! Великая тайна!…
………………………………………………………………………………
– О! как же я страдаю сегодня… как я страдаю, снова разорванный на куски….
Ты так плохо думал обо мне… Тебе было противно… ты вопил о бесчестии, кричал о низости… а моя гордость возрастала с каждым рассветом!… Ты убежал… И, по правде говоря, ты убежал из-за ревности… Ты не был моим единственным другом – ты был первым, главным – но и к другому я тоже испытывал нежность… Так что я послал Её поцеловать того другого… Варжинского, ты прав, Варжинского… Я считал его своим близким другом… он казался мне таким непосредственным… таким преданным… таким достойным любви… А он обманул меня… он обманул меня…
Заколдованный, я как под гипнозом слушал поэта – онемевший от удивления, неспособный произнести ни слова…
Его боль была очень реальной, его раскаяние очень искренним; и я заметил, что тон его голоса изменился, стал яснее, когда он упомянул русского графа – и тут же в следующих фразах снова помутнел:
– Чего стоят другие по сравнению с твоей дружбой? Ничего! Ничего!… Ты мне не веришь?… Да! но ты должен мне верить… ты должен меня понять… Идём!… Она – только моя! Ради твоей дружбы я готов променять всё – даже свою тайну. Идём!…
Потом всё закружилось…
Он больно схватил меня за руку… заставил бежать с ним…
………………………………………………………………………………
Наконец мы добрались до дома Рикарду. Вошли… Взлетели по лестнице…
Когда мы проходили по коридору первого этажа, мне бросилась в глаза одна незначительная деталь, которую, не знаю почему, я всё время потом вспоминал: на консоли, куда слуги обычно кладут корреспонденцию, лежало письмо… Это был большой проштампованный конверт с золотым гербом…
Странно, что в такой кульминационный момент я смог заметить такие мелочи. Этот золотой герб галлюцинацией плясал у меня перед глазами. Однако я не смог разглядеть его рисунок – я видел только то, что это был золотой герб и, в то же время – что особенно странно – мне показалось, что я сам уже получал точно такой конверт.
Мой друг, хотя и находился в сильном волнении, открыл письмо, быстро прочитал его, тут же скомкал и бросил на пол…
Затем ещё сильнее схватил меня за руку.
Всё вокруг меня закачалось… Я чувствовал себя с разбросанными душой и телом посреди свистящего водоворота… я боялся, что попал в руки сумасшедшего…
Ещё более странным, ещё более сдавленным, ещё более фальшивым голосом, точнее, голосом, который, казалось, никогда не принадлежал ему, Рикарду в бреду кричал мне:
– Пойдём посмотрим! Пойдём посмотрим!… Пора развеять химеры… Она только твоя! только твоя… ты должен мне поверить!… Повторяю: как будто бы моя душа, обретя пол, материализовалась, чтобы обладать тобой… Она только моя! только моя! Только ради тебя я её разыскал… Но я не позволю тебе разлучить нас… Вот увидишь… вот увидишь!…
Произнося эти бессвязные невозможные слова, он в ярости потащил меня в спальню своей жены, располагавшуюся на втором этаже.
(Любопытная деталь: в тот момент у меня не было ощущения, что слова, которые произносил Рикарду, были невозможными; я просто думал, что они полны глубокого отчаяния…)
Мы подошли. Рикарду грубо толкнул дверь…
В глубине комнаты, стоя перед окном, Марта листала книгу…
Бедняжка едва успела обернуться… Рикарду вытащил револьвер, который спрятал в кармане пальто и, не успел я дёрнуться, выстрелил ей в упор…
Марта упала замертво… Я замер в дверях…
А потом случилась Тайна… фантастическая Тайна моей жизни…
Чудо! Проклятье! У окна, растянувшись, лежала не Марта – нет! – это был мой друг, это был Рикарду… А у моих ног – да, у моих ног! – валялся его ещё дымящийся револьвер!…
А Марта, она исчезла, тихо испарилась, как будто погасло пламя…
В ужасе я испустил истошный крик – пронзительный, сокрушительный крик и, охваченный страхом, вытаращив глаза, взлохмаченный, я как сумасшедший помчался прочь… по коридорам, залам… лестницам…
Но подоспели слуги…
………………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………
… Когда я смог логически рассуждать, соединять две мысли; в общем, когда я очнулся от этого безумного, галлюцинаторного, адского кошмара, который и был реальностью, невероятной реальностью — оказалось, что я арестован и сижу в камере полицейского управления под бдительным оком дежурного…
