что в деле Полибина одного из преступников сослали в Сибирь, а его четырех сыновей и дочь отдали сыну убитого, а в деле Смолина одного из убийц, после того как его били кнутом и держали в московской тюрьме, отдали вдове землевладельца. Причем в обоих случаях крестьяне были отпущены по челобитным наследников, похоже, не желавших терять дополнительные рабочие руки.
Последнее дело из подборки Разбойного приказа было наиболее близко казусу мещовских крестьян не только по хронологии, но и по содержанию. В 1628 г. в Белевском уезде зависимые люди и крестьянин Павла Лодыженского убили его, а затем на пытке признались, что поступили с ним так, поскольку Лодыженский «имал жен их и детей на постелю сильно». Судьи Разбойного приказа, по-видимому, сочли это дело сложным или важным, а потому судьбу преступников определял сам царь, по обыкновению слушавший статейный список с этим и другими делами 20 марта 1629 г. В результате убийцам вынесли весьма мягкий приговор: государь проявил милосердие из-за рождения днем ранее царевича Алексея Михайловича, и вместо смертной казни их ждала ссылка в Сибирь на пашню. Кроме того, мать и вдова одного из убийц, а также дети других были отданы вдове Анне Лодыженской.
Учитывая все имеющиеся законодательные акты и судебные решения, возглавлявшие Разряд думные дьяки Федор Лихачев и Михаил Данилов распорядились отдать в крестьяне семьи убийц вместе с имуществом родственникам Алферия Засецкого с поручными записями, в которых его братья, двоюродный Дмитрий и родной Григорий, обещали держать крестьян в удаленных от пограничья поместьях и не «побить до смерти». Что до оставшихся четырех преступников, то они определялись в тюрьму до царского указа. Дальнейшая судьба этих заключенных нам не известна.
Дело об убийстве Алферия Засецкого среди прочего интересно тем, что по его материалам мы можем проследить, хотя и в самых общих чертах, то, каким образом судьи выносили приговор, какие законодательные акты они учитывали и как отбирали и растолковывали прецеденты. Разрядные дьяки, прежде всего, решили освободить крестьян Дмитрия Засецкого, решив, что в их действиях не было измены, поскольку они «бегали за рубеж не с умышленья, убояся в Алферьеве убийстве пытки». Измена, судя по всему, также не инкриминировалась и собственно убийцам Алферия, скрывавшимся за пределами государства от уголовного преследования. Затем судьи, по-видимому, учтя дела, приведенные в памяти из Разбойного приказа, отдали семьи убийц Григорию Засецкому.
Как мы отметили ранее, лишь четырем преступникам так и не вынесли приговор, отложив его на потом. Судя по всему, здесь судьи, опиравшиеся на содержание памяти из Разбойного приказа, не смогли принять решение о том, какой прецедент следует взять за образец, и решили вынести дело на рассмотрение царя и/или Боярской думы. Нельзя исключать и того, что дьяки могли быть запутаны выбором того способа, которым надлежало умерщвлять убийц. Действительно, память из Разбойного приказа перечисляла по меньшей мере три казни (сожжение, четвертование и повешение), применявшиеся к тем, кто «побивал своих бояр».
Разбойное нападение на двор сына боярского Федора Плясова
Ограбление сына боярского Федора Плясова, следствие и суд по которому растянулись на 6 лет, было одним из самых значительных уголовных дел в Воронежском уезде второй четверти XVII в. Особенность этой во многом типичной истории разбойного нападения заключается в полноте сохранившейся документации, что является большой редкостью для архивов местных учреждений той эпохи.
3 ноября 1630 г. разбойники ворвались в имение Ф. Плясова, которого в тот момент не было дома. Преступники жестоко пытали огнем его жену, дочь и зятя, чтобы узнать о хранившихся ценных вещах. В результате они присвоили 50 р., 40 пудов меда, 4 пуда воска, 18 ульев с пчелами, несколько коробов одежды, 2 лошадей, а также множество других вещей (седло, самопалы, котлы, топоры, телеги и т. д.).
Судя по всему, родственники Плясова опознали всех шестерых разбойников. Ими были атаманы и их крестьяне одного из сел Воронежского уезда. Кроме показаний Плясова, других улик против подозреваемых у властей не имелось. По законам того времени губной староста Н. Г. Тарарыков опросил почти 350 человек из близлежащих населенных пунктов. В результате по материалам показания населения были задержаны 3 человека: атаман Богдан Тарасов (по прозвищу Пробитый лоб), а также крестьяне Клеймен Саранча и Лука Чистяк (по прозвищу Неделя). Однако Тарасова из-за недостатка улик вскоре отпустили, и уже на следующий день его убили при невыясненных обстоятельствах. Другие 2 подозреваемых были отданы на поруки, при этом на свободе все еще оставался один из разбойников.
В марте 1631 г. один из воронежских священников пригласил Плясова к себе домой пить вино. Придя в гости к священнику, он увидел в его дворе одного из разбойников, Антона Рогача. Однако священник, его зять и наймит не дали Плясову схватить преступника. Они вынудили Плясова поклясться, что он не будет сообщать властям о Рогаче. Кроме того, под угрозой применения силы Плясов отдал им 20 р. Пострадавший Плясов немедленно сообщил об этом инциденте властям, которые отдали на поруки священника и взяли под стражу его зятя, однако Рогачу удалось скрыться.
Далее в деле наступила небольшая пауза. В Воронеже ждали решения Разбойного приказа о проведении дальнейших следственных действий. В июле 1631 г. губной староста получил грамоту из Москвы, согласно которой требовалось пытать нескольких человек, среди которых был и Чистяк. Последний под пыткой признался в совершении преступления и указал, что они отвезли часть краденого меда другому атаману К. Кодулину. Кодулина немедленно задержали и посадили в тюрьму, но вскоре ему удалось сбежать. Власти подозревали, что побег стал возможен благодаря помощи сторожей, среди которых, кстати, был атаман И. Борода со своими людьми. Найти Кодулина власти так и не смогли, а вот имущество его было конфисковано и продано, а деньги взяты в казну. Подобно Кодулину, совсем недолго в тюрьме пробыл и пойманный через некоторое время Рогач, также сбежавший из-под стражи.
Показания Чистяка позволили подтвердить вину обвиненного Плясовым атамана Тимофея Лебедянца, который до этого находился на поруках. Казалось, что дело можно закрывать. Имущество разбойников было конфисковано, остальные люди, каким-либо образом связанные с преступниками (священник, его зять, наймит и сторожа), были оштрафованы. В сентябре 1632 г. губной староста Н. Г. Тарарыков был занят тем, что продавал имущество преступников, которые оказались людьми весьма небедными. В том же году Тарарыков был убит несколькими воронежцами.
Дело продолжилось лишь в 1635 г., когда был назначен новый губной староста Б. И. Кречков. К тому моменту все, кто находился в тюрьме, были отпущены. Добиваясь справедливости, Плясов поехал в Москву в Разбойный приказ, где добился указа о взятии с преступников оставшихся денег для компенсации полученных убытков и продаже того
