Да и всё же сейчас меня волнует Артём, который вернувшись с похода, даже не захотел встретиться со мной. Уж о том, сходил ли он к Никите — я точно не знаю.
На следующий день не выдерживаю. Снова ловлю его на том же самом месте.
— Артём, давай поговорим, — хватаю его за тёплые пальцы. Немного сжимаю.
Но он и сегодня не хочет меня слушать. Вырывает ладонь из моих рук и продолжает идти дальше, даже не посмотрев в мою сторону.
— Тём, хватит! — кричу. Обгоняю его. Преграждаю путь. Только бы он не ушёл. — Пожалуйста, Выслушай меня.
Он отводит взгляд в сторону. Сердито поднимает голову и шумно выдыхает. И всё равно не смотрит на меня.
— Чего тебе, Москвина?
Не мелкая. А по фамилии.
— Артём, чтобы тебе там не сказали, — а уверена, судя по перешёптыванием за моей спиной он всё уже знает. Уже весь лагерь трубит о том, что двое подростков убежали в лес, чтобы отдохнуть. Многие винят нас в том, что мы сорвали праздник. Выходной. — Всё не так…
— Ксюш, — резко перебивает. — Что ты от меня услышать хочешь?
— Я же вижу, что ты сердишься, — поджимаю губы.
— Конечно! — вспыхивает. Всё же переводит на меня свои тёмные глаза, от которых хочу сквозь землю провалиться. — Ты внезапно пропала, Ксюша! Ладно, Никита, он знает эту местность как свои пять пальцев. Но ты!
Он сердито взмахивает руками. Не могу смотреть на него такого злого.
— Я за тебя больше всего волновался. Искал. Боялся, что не найдёшь путь обратно. А вы вдвоём были. Резвились там, пока я места себе не находил. И остальные. Как, понравилось Ковалём?
— Тебя только это волнует? — вспыхиваю.
— Нет, Ксюш. Меня волнует то, что вы поступили эгоистично. Не только по отношению ко мне. Но и ко всем.
Он говорит это так зло, яростно, что мне становится не по себе. Ещё и проходит мимо меня. Я остаюсь на месте, смотрю вперёд.
И чуть не плачу.
Потому что стыдно. Неприятно. Он волновался. Пока мы лежали и целовались с Никитой. Купались в реке, а он проходил мимо.
Понуро опускаю голову вниз. Тереблю ткань майки.
Чёрт! И что теперь делать?
— О, смотрите-ка, кто тут у нас! Девчонка на одну ночь! А нас обработаешь? — кто-то из парней проходит мимо и ржёт. Слегка толкает в плечо. Но слабо, я не падаю.
Поднимаю голову, стираю слёзы с лица.
О чём это они?
39— Чего смотришь? — скалится парень. — Пошли, пока перерыв у нас. Не обидим.
Пытается приобнять меня, но я сбрасываю его руку.
— Поломаться любишь? — не утихает он.
Я пячусь назад, а он наступает. И тут я спотыкаюсь и падаю. Раздается дружный гогот.
— Оставь, Кир, — кричит кто-то из парней. — Не связывайся. Директриса еще вздернет. Предупредили же.
— Ладно, нужна больно. Иди к футболистам. Там целая команда ждет.
Они опять ржут и уходят. Я так и продолжаю сидеть на земле.
Встаю и оттряхиваюсь. Быстро бегу к своему домику. Там забираюсь под одеяло и отворачиваюсь к стенке. В домике пока я одна. Немного забываюсь, но меня будят голоса. Пришли мои соседки.
— Да, ладно? Не верю я. Гонят это, — слышу знакомый голос.
— Да нафига мне врать-то? — говорит другая моя соседка. — Все уже знают. Вообще, странно, конечно. Никогда бы на нее не подумала. Такая приличная с виду.
— Ну вот, и я не верю. Бред какой-то. Зачем ей это?
— Ну, знаешь… В каждую смену такая есть. Честная давалка, — слышу смех.
— Но на Ксюшу это не похоже…
— Что? — я скидываю с себя одеяло. — Это обо мне сейчас?
Девчонки испуганно переглядываются.
— А ты здесь, что ли? — спрашивает одна из них.
— Как видишь, — отвечаю я, уже полностью вставая с кровати. — Что там за дела? Я не поняла, кто давалка?
Почему-то все услышанное сильно разозлило меня. Все это наложилось и на ту встречу с парнями. Что все это значит?
— Ты не переживай, Ксюш. Все равно никто не верит в это.
— Во что? Можете пояснить? Во что не верит-то?
Они опять переглядываются и, наконец, одна из них произносит:
— Ну, короче, слухи ходят, что ты специально с тем футболистом сбежала. И еще…
Она замолкает.
— Что «еще»? Да, скажите вы уже! Это же меня касается! Что еще?
— Что ты всем даешь, кто захочет. Это тот футболист сказал. Вот что, — выпаливает соседка и замолкает.
Я закрываю лицо руками. Господи. Неправда! Этого не может быть правдой! Не может! Нет!
— Ксюш, ты не плачь. Никто не верит… все равно… — как-то неубедительно говорит она. Вообще не успокаивает.
Я подбегаю к двери и дергаю за ручку.
— Стой! Ты куда?! Скоро отбой! Нельзя на улицу! Стой, Ксюша! — слышу в спину. — Блин, зря сказали, сделает еще с собой чего…
Дальше не слышу. Я бегу по вечернему пустому лагерю. Все уже разощлись по домикам. Скоро и правда отбой. Но мне надо выяснить сейчас. И я знаю, кто даст ответ на мои вопросы.
Я бегу к домику Никиты и Артема. Плевать, кто что подумает, попрошу их выйти. Нет, только Никиту попрошу. Пусть скажет, что это неправда. Хочу услышать это от него.
Уже на подходе к домику меня останавливают знакомые голоса. Замираю и прислушиваюсь. Точно. Никита и Артем. Они о чем-то оживленно беседуют. Приближаюсь к месту, откуда доносятся голоса.
— Стой, — это Артем. — Мы не договорили. Рассказывай. Я не верю тебе. Нафига ты врешь?
— Я вру? — спрашивает Никита. — Ты меня знаешь. Я не из тех, кто придумывает. Мне это не надо. Было все. Раз я сказал, значит правда.
— Да пошел ты! Я не верю тебе.
— А нафига спорил тогда?
— Ты предложил! А я повелся! Но ты врешь. Скажи правду, Никит. Врешь ведь?
Слышны звуки борьбы. Да, что там происходит?
Я уже собираюсь выйти к ним, но то, что я слышу потом меня останавливает.
Я просто стою и пытаюсь осознать реальность происходящего.
40— И вообще она не стоит того. Вскрытая была уже.
Голос Никиты словно прорезает мое сознание. Я закрываю рот ладонью, чтобы не закричать и не выдать себя.
Нет! Я не хочу, чтобы они меня видели. Нет!
Приседаю и прижимаюсь к земле. Пытаюсь успокоиться и восстановить дыхание.
— Да ты гонишь, Ковалев! — чуть ли не кричит Артем. — Только зачем? Мелкая и вскрытая? Гонишь.
