я успеваю остановить его, он резко разворачивается и уходит, оставляя меня в полной растерянности.
Глава 18. Романия
В гостиной стало жарко, и я вышла на террасу, чтобы вдохнуть немного морозного воздуха. Отсюда, с третьего этажа, открывается вид на настоящий край чудес — заснеженные деревья покачиваются, мерцая в оранжевом свете фонарей, а снежинки ложатся на землю узорчатыми хлопьями.
Но это жестокая красота. Несмотря на накинутый меховой плащ, меня пронзает холод. Я ежусь и покрепче обхватываю себя руками. Стараюсь согреться мыслями о том, каким замечательным был этот вечером, но перед глазами то и дело всплывает образ Сина…
Вручить мне подарок было очень мило и внимательно с его стороны. Мира и Дива тоже остались в восторге от браслета и книги о растениях. Бабушка порадовалась флакончику изысканных духов, мама — набору для вышивания с посеребренными нитями, а дедушка доволен новым кедровым хьюмидором для сигар.
В общем, в этом году Син популярнее в моей семье, чем я сама. Все скучали по нему, и я тоже скучала…
О Боги. Этого не может быть.
Эта мысль возникла из ниоткуда, я совсем ее не хотела, но уже кружит в сознании, перебивая всё остальное. Я скучала по нему.
Син выглядел таким смущенным, когда вручал набор для рисования. А потом растерянным, когда говорил о матери…
Не то чтобы я не знала, что у них не самые теплые отношения, но просто мы никогда не заостряли на этом внимания. Он всякий раз переводил тему, когда дело касалось его семьи. Разговоры о детстве ему не нравились, а я не хотела топтаться по больным мозолям.
Но нужно было настоять, сейчас это понятно. Нужно было узнать больше… Хотя, какая разница теперь, когда мы де-факто друг другу никто?
«Ложь», — проносится в голове, и я вздрагиваю. Определенно, какая-то часть меня (очень глупая часть) воскресила надежды и начала верить, будто из нашего брака могло бы получится что-то хорошее.
Но это нелепо. Особенно после того, как Син перестал ко мне прикасаться. И почему он перестал это делать? Возможно, записка задела его сильнее, чем я ожидала.
Как бы то ни было, с тех пор, как Син покинул спальню в ту ночь, между нами ничего не было. Любые попытки сблизиться с его стороны прекратились. А я просто лежала рядом, свернувшись клубочком, всё гадая, когда же он повернется. Когда поцелует в шею, заставляя меня гореть…
Но он так и не повернулся. Не стал меня целовать. Полагаю, что это к лучшему. Ведь я так и не выпила зелье с клубничным вкусом…
Лязг дверей вырывает меня из задумчивости. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть брата.
Джас подходит, улыбаясь и сжимая в зубах трубку, когда-то давно подаренную Синклером. Он вынимает ее изо рта и качает головой.
— Оделась бы потеплее, а то заболеешь. Любуешься зимней природой?
Я снова окидываю взглядом зимний пейзаж.
— Да. Всё выглядит таким… нетронутым. Идеальным в снегу. Как будто когда он растает, жизнь начнется заново.
Джас прищуривается, вглядываясь в мое лицо.
— А ты бы хотела? Начать всё заново?
Я отвечаю настороженным взглядом.
— Что ты имеешь в виду?
— О, ничего. Еще раз спасибо за серьги.
На этот раз я усмехаюсь.
— Тебе повезло, что я не выкинула их после твоего концерта за первым ужином.
Вспышка плутовской улыбки.
— Брось, Роми! Я не мог упустить возможности развлечься, ты же знаешь.
Ну разумеется. Джас всё детство развлекался за мной счет, и я его не нисколько не виню, потому что всё было взаимно. На самом деле, по нему я соскучилась так же сильно, как и по Сину. В этом признаться проще, и я делаю шаг, чтобы встать поближе к брату.
Он достает из кармана кремень и зажигает трубку. Затягивается и выдыхает дым.
Примерно полминуты мы молчим, а потом Джаспер спрашивает:
— Ты знаешь, что сделал Син?
Я подпрыгиваю на месте — от неожиданности и странности вопроса.
— Когда?
— В тот день. Ты знаешь, что он делал у Мелиссы?
Джас выпускает в воздух новую струйку дыма, а я задыхаюсь — от злости, обиды и еще сотни разных эмоций, среди которых нет ни одной приятной. Ну вот зачем он испортил момент?!
— Считаешь меня дурой? — грозно спрашиваю, жалея, что мы вообще начали этот разговор. — Он соврал, что летит к тебе, а сам потащился к ней. Чем еще он, по-твоему, мог занимать у бывшей любовницы?
Хочется верить, что брат не заставит меня произносить вслух. Не настолько же он жесток.
Джас смеряет меня странным взглядом и хмурится.
— То есть, — продолжает он, — за два года ты так и не услышала его версию событий?
Я цокаю языком и закатываю глаза.
— Это кажется очевидным…
Брат внезапно подается вперед, попутно выдавая ругательство.
— Роми, буря тебя унеси! Единственное, что кажется очевидным, так это то, что вы с ним — два самых упрямых идиота, которых я когда-либо видел!
Я несколько раз моргаю, сбитая с толку его напором. А потом шагаю назад и расправляю плечи, стараясь придать себе надменный вид.
— Думаешь, я упрямая идиотка? И почему же, скажи на милость? Потому что не могу понять, как лживый дружок может оказаться важнее родной сестры?
Джаспер морщится и издает протяжный стон.
— Я сто раз тебе говорил, что не выбирал сторону. Ни его, ни твою. И не выбираю сейчас, даже когда сестра меня ненавидит, а лучший друг сходит с ума от тоски.
Я беру паузу, пытаясь собраться с мыслями. Как можно спокойнее произношу:
— Во-первых, я тебя не ненавижу. А во-вторых… Ты правда хочешь, чтобы я поверила, будто Сину плохо живется? Будучи одним из самых богатых и влиятельных драконов в империи? — Я не могу удержаться от горькой усмешки. — Прошу, не смеши меня. С чего бы ему тосковать…
Брат раздраженно фыркает.
— Возможно, тоска как-то связана с тем, что у него не было женщины два года. Или с тем, что та, кого он любит, не хочет выслушать.
Я пытаюсь подобрать отвисшую челюсть.
— Что, прости?
Син не был с женщинами с тех пор, как я ушла? Невозможно!
— Ты слышала меня, — отрезает Джас и затягивается трубкой.
Мы погружаемся в тишину. Обдумывая сказанное, я постепенно прихожу в себя и сужаю взгляд.
Нет, это какие-то уловки. Глупости. Я ему не верю. Должно быть, они с Сином сговорились, чтобы меня облапошить.
И всё же… Это неправильно, но я не могу удержаться от вопроса:
— Откуда ты знаешь, что он ни с
