сагнейского фолианта «История растений» для Диворы, бильярдный кий для Джаса… и сюрприз для Роми, разумеется.
Он был спрятан в гардеробной на дне сундука, и теперь я велю слугам отнести коробку в гостиную, где соберется семья.
Примет ли Роми подарок? Должен ли я был вообще его выбирать? С другой стороны, мы же притворяемся счастливой парой, а в счастливых парах дарят друг другу подарки.
В любом случае, дело уже сделано. Подарок здесь, и нужно его вручить — не выбрасывать же. Поэтому я делаю глубокий вдох, в последний раз смотрю в зеркало и покидаю спальню.
В гостиной тепло и шумно. Пахнет еловыми ветками, инжирным пирогом, фейрискими печеньями и уютом. Настоящий праздник.
Я ищу глазами Роми, и сердце начинает биться чаще, когда мы встречаемся взглядами. Сегодня она особенно прекрасна.
На ней рубиново-красное платье с белым атласным поясом, который подчеркивает тонкую талию и плавные изгибы. Боги милосердные, какая же она красивая…
Я подхожу к горе с подарками, чтобы выбрать нужный, а потом протягиваю его жене.
— Что это? — хмурится Роми.
Выглядит удивленной.
— Это… это тебе, — отвечаю я, чувствуя, что начинаю краснеть. Как глупо. — С праздником, любимая.
Она медлит, а меня охватывает в жар. Если Роми откажется принимать, это будет невыносимо.
Мои руки трясутся, как у юнца, который впервые дарит девушке букет ромашек.
— Открой, пожалуйста, — прошу я шепотом.
Роми смотрит мне в глаза и тут же отводит взгляд, а затем… О, какое счастье. Она всё-таки берет в руки коробку. Ее пальцы касаются моих, и это длится лишь мгновение, но всё равно вызывает дрожь.
Но теперь, когда она приняла подарок, появилась новая проблема. Остается только молиться, чтобы ей понравилось.
Глава 17. Романия
Я осторожно тяну за широкий красный бант на коробке. Когда он падает, открываю крышку, чтобы взглянуть, что хранится внутри. Но пока что ничего не понятно — там еще одна коробка, вернее, деревянная шкатулка, отделанная серебром.
Сгорая от нетерпения, я сажусь на диван, стоящий у камина и горы с подарками. Ставлю шкатулку себе на колени, предварительно одарив Синклера быстрой улыбкой. Открываю и вижу…
О Боги…
— Это краски!
— Да, — улыбается Син. — Я… кхм-кхм… Я узнавал, такими пользуется придворный художник.
Рядом с набором красок лежат три кисти — две обычные, но разных размеров, и еще одна — с сияющим перламутрово-розовым ворсом. Я с восторгом разглядываю ее.
— Эта зачарована, — поясняет Син. — Такими пишут живые картины.
— Ох…
Помнится, в детстве я именно о такой и мечтала. Хотела, чтобы нарисованные облака плыли по небу, как настоящие.
— Тебе нравится? — робко спрашивает Син.
Я поднимаю глаза и вижу, что он краснеет и закусывает губу. Совсем не похож на герцога — просто взволнованный мальчишка. Неужто правда переживает, что мне может не понравиться такой сказочный подарок?
— Это чудесно, Син! Спасибо.
Теперь мой голос немного дрожит. Кажется, волнение — это заразно. Хотя, сегодня я переживала с самого утра, ведь мне тоже есть, что подарить Синклеру.
Так что приходится отставить в сторону шкатулку и достать из горы подарков зеленую коробку, чтобы протянуть ее мужу.
— Вот, это тебе. Счастливого Хон Галана.
Он меняется в лице, и что-то странное мелькает в его глазах. Удивление вперемешку с надеждой.
Син садится рядом и начинает разворачивать коробку, а меня сильнее охватывает дрожь. Сердце падает куда-то в живот. Боги, как нелепо. Веду себя, как влюбленная школьница.
— Я… э-эм… я купила его давно, — зачем-то поясняю. — Хотела подарить на наш первый Хон Галан, но возможности не представилось.
Звучит, как оправдание. Или блеяние несчастной овцы. Но мне не хочется, чтобы Син подумал, будто я бросилась искать ему подарок, как только он согласился приехать в Горф-нест.
— Ого… — бормочет он, когда сдергивает блестящую ленту и открывает крышку.
Внутри — дракон из зеленого оникса с вкраплением бриллиантово-радужной пыли. Мастера потрудились, чтобы статуэтка была максимально похожей на Синклера в его второй ипостаси.
— У него изумрудные глаза, — шепчет он, рассматривая дракона.
Мне хочется выпалить: «Как у тебя!», но я вовремя сдерживаю порыв.
— Прекрасная работа, — продолжает Син. — И ты хранила его… всё это время.
То, как он это сказал, прозвучало как-то… особенно. Будто я сделала что-то значимое.
Мое сердце готово разбиться.
Я почти открываю рот, чтобы заверить Сина, что в хранении статуэтки не было каких двойных смыслов, но рядом с нашим диваном возникает Джаспер, спасая меня от нужды подбирать слова.
— Что там у тебя? — спрашивает брат, кивая на мой подарок.
— Син подарил мне набор красок и зачарованную кисть, — отвечаю не без гордости.
— Неплохо. А ты ему что?
— Неважно, — бормочет Син, вставая.
Он быстро убирает дракона и шагает к другим подаркам, чтобы протянуть Джасу бильярдный кий. Брат радуется, а в ответ преподносит Сину бутылку его любимого вина.
Когда они заканчивают, я тоже вручаю Джасперу подарок.
— Вот, держи, это тебе, — я стараюсь не улыбаться. — Хотя вообще-то ты не заслужил вообще никакого подарка…
— С какой это стати? — усмехается брат. — В этом году я был очень хорошим мальчиком.
Я приподнимаю бровь.
— Ты прекрасно знаешь, с какой стати.
Джас открывает миниатюрную шкатулку, в которой лежит три сережки — две серебряные и одна из пурпурного золота, для особых случаев. Этот запах, — терпкий и немного пряный, — всегда нравился брату больше остальных.
— Спасибо, — отвечает он с поклоном. — А это для тебя, сестра.
Он протягивает мне синюю коробку, перевязанную белой лентой. Я быстро ее разворачиваю и достою великолепную шляпку — фиолетовую, с изящным белым пером на боку и широким бантом.
Хочется пищать от восторга!
— Модистка сказала, что это последняя мода, — улыбается Джас.
— Да! — радостно подтверждаю я. — Почти такая же была в журнале!
— Рад, что тебе нравится. И что ты всё ещё интересуешься модой.
Пока я смеюсь и примеряю шляпку, Син хватает еще две коробки и прочищает горло. Нервно поясняет:
— Я… пройду, попробую обрадовать Дивору и Мирабель. Должен признать, выбирать подарки Сойерам было отличным завершением года. Всяко лучше, чем пытаться угодить матери… Не знаю, зачем я вообще продолжаю покупать ей подарки. Ей никогда не нравилось ничего из того, что я дарил…
Мои глаза округляются от этого внезапного признания. На моей памяти это первый раз, когда Син подобным образом говорит о матери.
Я всматриваюсь ему в лицо.
— Хочешь сказать, что у вас с твоей мамой… ну… разногласия?
Он вздыхает и проводит свободной рукой по волосам.
— Я бы не назвал это разногласиями, она просто… Ладно, неважно.
И прежде, чем
