она, очевидно, ненавидела. Он отказался от короны ради любви. Ган-Ган верила в любовь, но ничто не могло быть выше Корону. Также она призирала женщину, которую он выбрал.
Жаль, я не спросил её о далёких предках в Гламисе, родине Макбета.
Она так много видела, так много знала, у неё можно было многому научиться, но я просто не был достаточно зрелым, несмотря на скачок роста, или смелым, несмотря на джин.
Однако я заставил её рассмеяться. Обычно этим занимался па; у него был талант смешить Ган-Ган. Он любил её так сильно, как никого на свете, а может быть, и больше. Я помню, как он несколько раз оглядывался и выглядел довольным, что я добился смеха от его любимого человека.
В какой-то момент я рассказал Ган-Ган об Али Джи, персонаже, которого играет Саша Барон Коэн. Я научил её произносить Буякаша, показав ей, как щёлкать пальцами так, как это делал Саша. Она не могла этого понять, она понятия не имела, о чём я говорю, но ей было так весело пытаться щёлкнуть и произнести это слово. При каждом повторении этого слова, Буякаша, она визжала, отчего все остальные улыбались. Мне это нравилось, приводило в восторг. От этого я чувствовал себя... частью происходящего.
Это была моя семья, в которой у меня, по крайней мере на один вечер, была особая роль.
И на этот раз это была не роль "бунтаря".
30
НЕДЕЛИ СПУСТЯ, ВЕРНУВШИСЬ в Итон, я проходил мимо двух синих дверей, почти точно таких же синих, как один из килтов Ган-Ган. Я подумал, что ей бы понравились эти двери.
Это были двери в телевизионную комнату, одно из моих убежищ.
Почти каждый день, сразу после обеда, мы с приятелями отправлялись в телевизионную комнату и смотрели немного "Соседей"[4] или, может быть, "Дома и в пути"[5], а потом отправлялись заниматься спортом. Но в этот сентябрьский день 2001 года зал был переполнен, и "Соседи" не начинались.
Шли новости.
И новость была просто кошмарной.
Горят какие-то здания?
О, вау, где это?
Нью-Йорк.
Я попытался увидеть экран сквозь мальчиков, собравшихся в комнате. Я спросил мальчика справа от меня, что происходит.
Он сказал, что Америка подверглась нападению.
Террористы направили самолеты на башни-близнецы в Нью-Йорке.
Люди... прыгали. С верхушек зданий высотой в полкилометра.
Всё больше и больше мальчиков собиралось, стояло вокруг, кусая губы, ногти, прижимая уши. В ошеломленной тишине, в мальчишеском замешательстве мы наблюдали, как единственный мир, который мы когда-либо знали, исчезает в облаках ядовитого дыма.
Третья мировая война, пробормотал кто-то.
Кто-то распахнул синие двери. Мальчики продолжали прибывать потоком.
Никто не издал ни звука.
Столько хаоса, столько боли.
Что можно сделать? Что мы можем сделать?
К чему мы будем призваны?
Через несколько дней мне исполнилось 17.
31
Я ЧАСТО ГОВОРИЛ СЕБЕ ЭТО первым делом с утра: Может быть, это тот самый день.
Я говорил это после завтрака: Может быть, она появится сегодня утром.
Я говорил это после обеда: Может быть, она появится сегодня днём.
В конце концов, прошло 4 года. Конечно, к этому времени она уже обжилась, стала жить по-новому, стала другой личностью. Может быть, в конце концов, она появится сегодня, соберёт пресс-конференцию — шокирует мир. Ответив на выкрикиваемые вопросы изумлённых репортёров, она склонится к микрофону: Уильям! Гарри! Если вы меня слышите, придите ко мне!
Ночью мне снились самые замысловатые сны. По сути, они были одинаковыми, хотя сценарии и костюмы немного отличались. Иногда она организовывала триумфальное возвращение; в других случаях я просто натыкался на неё где-нибудь. На углу улицы. В магазине. Она всегда носила маскировку — большой светлый парик. Или большие чёрные солнцезащитные очки. И всё же я всегда узнавал её.
Я сделаю шаг ей навстречу, прошепчу: Мамочка? Это ты?
Прежде чем она успевала ответить, прежде чем я мог узнать, где она, почему не возвращается, я резко просыпался.
Я оглядывал комнату, чувствуя сокрушительное разочарование.
Всего лишь сон. Снова.
Но потом я говорил себе: Может быть, это означает... что всё произойдёт именно сегодня?
Я был похож на тех религиозных фанатиков, которые верят, что конец света наступит в такой-то день. И когда дата проходит без происшествий, их вера остается непоколебимой.
Должно быть, я неправильно истолковал знаки. Или календарь.
Полагаю, в глубине своего сердца я знал правду. Иллюзия того, что мама прячется, готовясь вернуться, никогда не была настолько реальной, чтобы полностью заслонять реальность. Но это заглушило её настолько, что я смог забыть о своём горе. Я уже не скорбел, не плакал, за исключением одного раза на её могиле, не переваривал голые факты. Часть моего мозга знала, но часть его была полностью изолирована, и разделение между этими двумя частями держало парламент моего сознания разделённым, поляризованным, заблокированным. Именно так, как я этого хотел.
Иногда я сурово разговаривал сам с собой. Все остальные, кажется, верят, что мамочка мертва, точка, так что, может быть, тебе стоит присоединиться.
Но потом я думал: Я поверю, когда у меня будут доказательства.
Имея веские доказательства, подумал я, я мог бы должным образом скорбеть, плакать и двигаться дальше.
32
НЕ ПОМНЮ, как мы получали эту дурь. Через одного приятеля, я полагаю. Или, может быть, от нескольких. Всякий раз, как мы её получил, то забирались в крошечную ванную комнату наверху, где налаживали удивительно продуманный и упорядоченный конвейер. Курильщик садился верхом на унитаз у окна, второй парень прислонялся к раковине, третий и четвертый сидели в пустой ванне, свесив ноги, ожидая своей очереди. Ты делал одну-две затяжки, выпускали дым в окно, затем передавал косяк дальше по кругу, пока он не исчез. Затем мы все направлялись в одну из наших комнат и до тошноты хихикали над одним или двумя эпизодами нового шоу. Гриффины. Я почувствовал необъяснимую связь со Стьюи, пророком без чести.
Я знал, что так вести себя нельзя. Я знал, что это неправильно. Приятели тоже знали. Мы часто говорили об этом, будучи под кайфом, о том, как глупо тратить впустую итонское образование. Однажды мы даже заключили договор. В начале экзаменационного периода, называемого испытаниями, мы поклялись отказаться от травки до окончания финального испытания. Но уже следующим вечером, лёжа в постели, я услышал, как приятели в коридоре кудахчут, перешёптываются. Направляются в туалет. Чёрт возьми, они уже нарушают договор! Я встал с кровати и пошёл с