басмачей. Он здесь жил, что ли?
— Здесь, в мазаре, — ответил Карим.
Катька не ответила. Она уставилась на Тоню-Соню, которая, в свою очередь, уставилась на гладкую пустую стену. На стене ничего не было, но Тоня-Соня рассматривала стенку так внимательно, что у неё на лбу под светлой короткой чёлкой появились выпуклые складки.
— Тонь-Сонь, ты чего?
— Не знаю, просто так.
Тоня-Соня отошла от стены, но складки на лбу не разгладились.
— Не трогай её, Катька, — сказал Севка, — она воспоминаниями занимается.
Тоня-Соня рассмеялась и хлопнула в ладоши:
— Вспомнила. На стене был нарисован пистолет, не очень большой и не очень маленький, точь-в-точь такой, как у Севки из фанеры вырезан. Помнишь, ты его с собой в школу приносил, Я тогда думала, где же я видела такой? Да вот здесь и видела, на этой стене.
Странная эта Тоня-Соня. Подумаешь, нарисованный пистолет, есть из-за чего горячиться. Видела и видела. Но ради вежливости Севка спросил:
— Когда же ты его видела?
— Да когда ремонт в мазаре был. Ещё до школы. Меня мама с собой брала. Они у меня с папой оба штукатуры. Вот я и вспомнила. Даже не знаю, как забыть могла. Ведь я этого пистолета боялась, всё маму просила: «Закрась его побыстрее». Правда… Очень он страшный был. Входишь в мазар, а дуло прямо на тебя направлено, точно человек-невидимка тебе в голову целится.
— Посмотрели? — спросил Борис Яковлевич.
— Посмотрели, — ответил четвёртый «Б».
— Значит, теперь на заставу?
— На заставу!
При выходе из мазара произошла небольшая толкотня, поэтому Гульчехра Хасановна велела построиться в пары и парами топать через песок.
Чинно, по парам, держа друг друга за руки, вошли они в Ленинскую комнату заставы. Здесь их ждали бойцы-пограничники.
После обмена приветствиями все расселись по местам: ребята впереди, пограничники — сзади. Гульчехра Хасановна села рядом с подполковником Усовым, Катькиным отцом.
Борис Яковлевич вышел на сцену, где стояла трибуна, но к трибуне не пошёл, а стал говорить просто так.
— В детстве я прочитал одну повесть. Ни автора, ни названия не помню, а вот смысл запомнил навсегда. В повести говорилось о человеке, потерявшем память. Человек забыл своё имя, адрес, кто были его родители, кем был он сам. Лишившись памяти, он оказался беспомощнее младенца.
Иногда мне кажется, что эта повесть привела меня к археологии. Читая её, я стал задумываться над тем, какую роль играет прошлое в судьбе настоящего и будущего.
Человек не может жить без прошлого, человечество — без накопленного опыта. Археология — это поиски прошлого.
Всю необъятную территорию Советского Союза прочертили маршруты археологических разведок. Множество экспедиций в пустынях Каспия, в горах Тянь-Шаня и Памира ищут историю Средней Азии.
Одной из самых блестящих её страниц явилось Кушанское царство. Его создали за тысячу лет до монгольского нашествия потомки кочевых азиатских племён.
Но эта замечательная эпоха ещё слабо изучена. В основном потому, что очень мало известно нам кушанских памятников.
Значит, любая находка в завалах рухнувших святилищ Сары-Тепе, любая надпись на стенах его пещер имеют чрезвычайную важность.
Воины, купцы, странствующие монахи, простой народ, идущий караванным путём, — все приходили под своды пещер поклониться древней святыне. Они оставили надписи на кушанском, индийском, персидском и арабском языках. Эту своеобразную «книгу посетителей» изучают сейчас крупнейшие учёные не только Советского Союза, но и Афганистана, Ирана, Индии.
Особый интерес для науки представляют кушанские тексты. Их пока ещё настолько мало, что каждая найденная надпись приравнивается к открытию.
Теперь скажите: разве можно губить дары прошлого? Разве можно уничтожать бесценные памятники? — Борис Яковлевич обвёл глазами зал.
— Конечно, нет, — ответили ему со всех сторон.
— К сожалению, многие уничтожают.
— Кто?
— Очевидно, местные жители, имеющие доступ на заставу, и экскурсанты, посещающие монастырь. Те, кто в детстве любил вырезать перочинным ножом своё имя на парте или на дереве, теперь расписываются на стенах монастыря поверх драгоценных текстов. Встречаются не только слова, но и рисунки, например — пистолет. Рисунок сделан с таким знанием огнестрельного оружия, что я опасаюсь, не является ли он работой одного из вас. В таком случае, даже если автор «пистолета» и прекрасный стрелок, он вряд ли заслуживает поощрения.
Борис Яковлевич замолчал. С места поднялся Володя Нацваладзе.
— Товарищ начальник экспедиции, — сказал он громко, — наша застава обещает следить за сохранностью памятника. Ни одна надпись не появится больше на стенах Сары-Тепе. Так и новому пополнению закажем.
— Значит, договорились?
— Договорились, товарищ начальник.
После этого всех позвали во двор. Во дворе гостей ожидали… собаки. Посредине спортивной площадки две овчарки держали в зубах плакат: «Собака составляет самое замечательное, совершенное и полезное из всех приобретений, какие когда-либо сделал человек». Жорж Кювье[24] — выдающийся французский учёный».
Ребята зааплодировали.
— Тише, вы не в цирке, — сказал Володя Нацваладзе.
На площадку вышли семь собак. За ними — проводники.
— Восточноевропейские, или, как их обычно называют, немецкие овчарки, — сказал Володя. — Хороший слух, тонкое обоняние, преданность хозяину, недоверчивость к посторонним.
Собаки стали бегать по бревну, прыгать через штакеты[25], подниматься и спускаться по лестнице. Ребята едва успевали следить за ними, и вообще они скоро стали смотреть только на одну собаку и переводить глаза с неё на сияющую Катю.
На обратном пути, в машине, стали вспоминать, какие профессии бывают у собак.
— Собака-ищейка!
— Собака-проводник!
— Собака санитарной службы, — сказал Саттар.
— Собака — артистка цирка! — крикнула Катька.
— Поводырь слепых, — сказала Хадия.
— Сторожевые! Ездовые!
— Водолазы!
— Ты чего в пол уставилась? — спросил Севка сидевшую рядом Тоню-Соню. — Спишь, что ли?
— Не сплю, думаю.
— О чём?
— О скульптуре. Думаю, почему её не нашли.
— Собака-миноискатель! — закричал Севка во всю мочь.
— Есть ещё одна важная профессия, — сказал Карим. Стали думать, но ни одной собачьей профессии больше не вспомнили.
— Эх вы, а ещё живёте в Узбекистане, Да само название «овчарка» произошло из-за того, что собаки охраняют овечьи отары.
Действительно, как они могли забыть?
— Собака-пастух!!!
Глава XIV
Ответственным за проведение сбора, посвящённого дружбе с ленинградскими школьниками, четвёртый «Б» назначил звено Анвара Уйгунова.
Пятнадцатого мая всех, кто входил в помещение четвёртого «Б» класса, встречал плакат. Наверху огромными буквами было написано: «Узбекистан — Ленинград — дружба!». Внизу маленькими буквами значилось: «Четвёртый „Б“ узбекский навеки дружен с четвёртым „А“ ленинградским».
Любопытно, что точно такой плакат, с незначительными отступлениями, был вывешен и в четвёртом «А», хотя никто ни с кем не сговаривался. Большими буквами было написано: «Ленинград — Узбекистан
