– Да ладно тебе! Полапали его немного в не святых местах! – беззастенчиво издеваюсь над Богомолом.
Святоша молится, целует четки и вытирает руки салфетками. И это он уже принял душ и переоделся!
Выделили нам две гостевые комнаты. Но спать, понимая, что под тобой находится запертая неудовлетворенная женщина, неуютно. Не сговариваясь, мы с Костиком вываливаемся на улицу и идем в ближайший Паб. На меня там смотрят косо, так как больше женщин, а тем более монахинь, в заведении не наблюдается. Я заказываю отбивную, а Святоша – грибы с картофелем, и наслаждаемся подбродившим квасом.
Я польщен вниманием и веду себя вызывающе. На радость напарнику.
– Что в мешочке было? Поделиться не хочешь? – даже ногу на ногу закинул, как в «Основном Инстинкте». На что мой Богомол крестится и сверкает гневным взглядом.
– Вы свою долю уже потратили, сестра Литиция. Еще две недели назад.
– Костик, не наглей. У нас равноправное сотрудничество!
У меня еще в планах: семь серебряных пуль, крест со встроенным штыком и бомбоубежище. Так что денежки лишними не будут.
Святоша красноречиво оглядывает зал:
– Я с собой его не взял. Да и не место здесь для подобных разговоров. А вам необходимо потренироваться в искусстве рукопашного боя. И стрельбы.
– Аврора доложила? – горестно вздыхаю. Монашкам я о грабителях не рассказывал. И утечка могла быть только со стороны Марисы, которую я заставил поселиться на территории монастыря.
Богомол кивает:
– Это было опасно, сестра Литиция.
– Ты волновался за меня?
– Скорее за мальчика. Он ни в чем не виноват. Пить вам, кстати, строжайше запретили.
Вот тролль пятнадцатого уровня!
Костик запаривается обо всем: о безопасности бегущего мимо ребёнка, о нравственности соседской собаки, о моем внешнем виде, о калорийности своего обеда и о налогах на следующий год. Гипер-ответственный у меня напарник.
Отрезаю кусок отбивной и протягиваю ему:
– Джим его зовут. Ты знаешь, что грибы на вкус похожи на мясо?
Богомол смотрит на меня, как на трактор, решивший участвовать в Формуле 1, и молчит.
– Попробовал бы хоть, правда или нет. Никогда ж не узнаешь, – накалываю грибочек из чужой тарелки на вилку и кисло жую под внимательным взором начальства. – Бессовестно врут! – выдаю правдивый вердикт.
Синие глаза надменно щурятся. Он забыл надеть свою красную шапочку, в которой бессовестно похож на кардинала Ришелье. И его волосы беспокойно торчат во все стороны.
– Я ел раньше мясо. Знаю, как это на вкус. Не стоит стараться, – он режет картошку на мелкие кусочки и запихивает в рот с видом аристократа.
А я пролетарий, снобов на дух не переношу!
– И не жалеешь?
– Глупые вопросы задаете, сестра Литиция.
– Называй меня без сестры.
– Просто Литиция? – уточняет этот мракоборец в юбке.
– Просто, Дмитрий.
– Мне «Литиция» больше нравится.
У меня аж гриб поперек горла застревает и прорости пытается. Через нос.
– Вот и зови себя «Литиция»! Я-то тут причем?!
– Я допускаю, что могло произойти смещение душ, и вы считаете себя кем-то другим. На это время я мог бы называть вас так, как вам хочется. Но это усугубит ваше состояние. Поэтому не буду этого делать.
Из всей мешанины слов выделяю основную мысль: он верит, что я не баба, но надеется, что это временно. Но, понять его можно. Если он лифту в ад на месте Темзы не удивляется, что ему мои закидоны. Только зря чётки перетираешь, Святоша.
– Нет ничего постоянней, чем что-то временное.
– Рано или поздно я излечу вас.
– Рано или поздно я свалю от тебя и оторвусь на полную катушку, Константин, – О, у меня столько планов!
Первое: соблазнить красотку Лукрецию.
Второе: свалить подальше от Лондона и его зомбирующего тумана.
Третье: жить долго и счастливо и сдохнуть от передозировки алко…
– Рад слышать, что вы уже не думаете о самоубийстве!
– Да, теперь я постоянно думаю об убийстве.
Алиса, черкани в графике: подарить венок Преподобному. Надгробный.
Но в целом, да. Мне стало интересно. Все эти демоны и черти. Нездоровая атмосфера Лондона с его туманом из преисподней. Интригует. Я будто оказался в игре, которую хочется пройти до конца. А кто в своей жизни не играл за женских персонажей?! Бесит только, что Черкесов младший теперь не со мной, и писать стоя больше не привилегия.
– Что думаете об одержимой? – решает окончательно испортить мне аппетит собеседник.
– Об Элизабет, – опять приходится его поправлять.
– Как сентиментально. По вашему поведению и не скажешь, что вы такая сочувствующая.
– Можно подумать, ты у нас – бесчувственная сволочь.
– Я стараюсь не привязываться к … одержимым.
Вспомнилось, что так говорят хирурги и психологи, меняя последнее слово на «пациентов». И семьи у мужика нет. И бабы нет. Глубоко вздыхаю и говорю:
– Все просто. Застукала жена мужа с любовником и с катушек поехала. Назло ему ко всем клеится, кроме него. Тоже мне великая загадка.
– Может быть, вы и правы. Но у нас есть серьезная проблема. Пока она меня… В общем, во время борьбы она не дышала. Пульса я совсем не почувствовал.
Вот, как он живет на свете?! Его девушка домогается, а он ей сердцебиение отсчитывает!
***
Прежде всего, мы решаем ее вымыть. Даём ЦУ Брюнелю, который привлекает для операции всех имеющихся слуг. И к следующему вечеру у нас в распоряжении имеется довольно опрятная молодая женщина со слегка диковатым взглядом. Я бы такую укротил. Железнодорожник тоже.
Мы собираемся в подвальной каморке. Роковая женщина связана по рукам и ногам и разложена на матрасе.
– Элизабет, дочь моя, вы слышите меня? – спрашивает Костик, приседая рядом. При этом он старательно избегает смотреть женщине в лицо, а уши у него горят, как красные флажки на параде.
– Конечно, падре, – отвечает её шипящий голос.
– Если я вас развяжу, вы не будете кидаться на людей?
– Конечно, падре.
– Сдается мне, она врет, – морщусь от количества шипящих в словах, их не имеющих.
Женщина поедает Преподобного глазами, зрачки почти полностью заполняют радужку.
Но Костик уже отшнуровывает красотку от кровати, устраивается рядом на коленях и берет её за руку. Ничему его жизнь не учит.
– Вы помните кто вы?
