дети Упуаут, что рассекали воду вокруг громадного эфиопа, подобно стае голодных акул, и коих означенный нигер время от времени прикладывал исполинским, размером с арбуз, кулачищем, учуяли лёгкую добычу и поспешили к месту погружения Его Преосвященства, навстречу кривушке и дурочке.
— Не позволяй призрачным иллюзиям и тревожащим эмоциям взять верх над твоей истинно крепкой верой, сын мой.
С этими словами эфиоп нагнулся и сунул руку в воду. Пошарив там, словно в старом пыльном мешке, он выпрямился: толстые пальцы сжимали кудрявую шевелюру горбуна. Другой конечностью он сграбастал обеих женщин, беспомощно барахтающихся возле его ступней, что твёрдо стояли среди перекатывающихся волн.
— Познакомься, Йонас: это твои апостолы и оракул, — крикнула ему с берега Йоля, — С ними придётся немного повозиться, ибо первый жрёт людей, вторая ширяется, а третья и вовсе дура. Но, в общем и целом, потенциал этих уродцев весьма впечатляет; обещаю: ты не будешь разочарован. Мои пёсики станут вам охраной, дабы вас, как первых христиан, не драли львами и медведями. Ты же найдёшь способ подружиться с ними, раз ты весь такой из себя Иисус? Теперь валите прочь отсюда, да поскорее.
— И я был рад повидаться, Госпожа, — пробасил Йонас, — Спасибо за заботу, и хорошего тебе дня.
После чего почтительно поклонился, развернулся и, бережно прижимая к необъятной груди двух калек и девчонку, неторопливо удалился прочь в бушующее море.
Удивлённый Микаэль оторопело уставился на монаха, и кхопиш Сехмет взвился в воздух.
— Одно крылышко мне, — крикнула Йоля, наблюдая, как прекрасные обрубки взмывают в небеса, а белоснежные перья расцветают радужным светом, блестя в сиянии маленькой Сигни.
После чего взвилась в воздух и, оказавшись у отверстия лазурного тоннеля, всадила крепкую оплеуху растрёпанной девчонке, что лезла наружу, сжимая в руке человеческий череп. Девку сопровождали зловещие фигуры в коричневых рясах. Та кувырнулась назад, увлекая за собой дохлых монахов, а женщина с красными волосами плюнула в отверстие, и то оплыло, будто свеча, надёжно запечатав выход.
— Полетай ещё немного, моя хорошая, и береги себя, — Йоля помахала рукой вслед своему махири, что уносился вверх тормашками в неведомые ебеня, — Ты и твой приёмный папка — последняя надежда этого грёбаного мира. Хик!
Мерцающий луч взорвался миллиардами осколков и пропал.
— Мелкая! — возопил сержант и сиганул с крыши, но призрачная мембрана остановила его крепко и непреклонно.
Монакура тяжело осел возле ног Пробуждённой, прижимая ладони ко лбу.
— Ты слышал, что сказал Великий Волк? — поинтересовалась дочь ярла, — Так вот сиди себе тихонечко и не рыпайся, Бодхисаттва.
— Что за нахуй здесь творится?
Раздавшийся голос голосом и вовсе не был: так трубит стадо слонов, обезумевших от жажды или молит о пощаде приговорённый к расстрелу духовой оркестр.
— Микаэль, ты отрёкся и наказание последует немедленно: ты низложен и примешь очищающую мучительную смерть. Как и все грешники, что собрались здесь, связанные путами мерзкого заговора.
Многострадальное балтийской небо вновь треснуло глубокой раной6 из ослепительно сияющей дыры выкатилось что-то огромное, круглое и глазастое а за ним из прорехи вырвались бесформенные пылающие силуэты. А потом на узкой песчаной косе, что хищным серпом врезалась в тело северного моря наступил Хаос.
* * *
— Это, блять чё такое? Натуральный всепиздец!
Бородатые отшельники тыкали в раскрытый гримуар грязными пальцами и трясли Люцифера, будто тряпичную куклу, однако лукавый и сам лишился дара речи, лишь безмолвно наблюдал, как из очередной дыры в небе выкатываются и пылают, пылают и выкатываются неведомые чудища.
— Апокалипсис сегодня, — шмыгнула носом нарисованная актриса.
— Рагнарёк, гибель богов, — вздохнула фигура с лицом, скрытым чёрным капюшоном.
— Конец времён, смерть и возрождение Великого Маниту, — потупила взор Ютта Аулин.
— Отставить панику, — Повелитель преисподней пытался взять себя в руки, но это давалось ему с трудом — сатир визжал от боли в стиснувших его голову пальцах, — Такого поворота не ожидал даже я.
Раскрытые страницы гримуара сверкали ослепительными вспышками, ровно как экран современного монитора, передающий картинку с места взрыва ядерной боеголовки.
— Это Метатрон и те сущности, кого мы называем серафимы, херувимы, престолы и начала. Трудноуправляемые сгустки бешеной энергии, жутко обделённые интеллектом и, соответственно, самой способностью логически рассуждать. Они навроде цепных псов: кто кинул кость, тот и хозяин. Не думал, что они вмешаются. Итак, дамы и господа, стратегическая ситуация кардинально изменилась. Тащемта, теперь нам стоит вмешаться и сделать это нужно немедленно. Итак, в силу вступает план «Б». Механики! Готовьте тамлиеров.
— Есть, сэр! — Трабл и ДайПатрон прекратили пыриться в монитор гримуара и вытянулись по струнке, после чего поспешили исполнить приказ.
Вскоре послышался звон гаечных ключей, скрип и стук собираемых механизмов, и через несколько минут пред Князем мира сего уже стояли два «Свордса», блестя свежей смазкой и мигая разноцветными лампочками. У первого робота на борту красовалась надпись «Courtney», выполненная в стиле минималистического граффити, второй же щеголял вычурной готической вязью, в которой с трудом угадывались буквы, складывающиеся в короткое «Alice».
— Значицца так, — объявил Люцифер, — Ютта и Элис остаются здесь: контролировать Рой и присматривать за милым Абадонной: уверен, этот замшелый кусок скалы что-то задумал: в сложившейся ситуации он, скорее всего, попытается вырваться наружу. Мы же с Кортни и её самопровозглашёнными Иоаннами придём на помощь Упуаут, и Апокалипсис закончится так, как это записано в вашем Новом Откровении.
Палец с безупречным маникюром указал на сверкающие вспышками страницы раскрытого гримуара.
— Постой, постой, Владыка Ада, — смуглое лицо Ютты побледнело, а щёки залил яркий румянец — бутоны роз пали на снег, — Я не могу остаться здесь, в опостылевшем Кладезе Бездны, я должна встретиться с Монакурой.
Люцифер поднял на женщину глаза, полные сострадания и тяжело вздохнул:
— Я всё прекрасно понимаю, Ютта: любовь — это не шутка, я и сам, блять, не шучу... Однако не стоит тревожить Бодхисаттву: вы двое способны разжечь такое пламя страсти, что спалит вас обоих и пепла не останется.
— Я уже на костре! — воскликнула Ютта Аулин, — Ты что не видишь, нечистый: я вся горю, я вся во вкусе...
— Обуздай свои желания, скво, — повысил голос Князь, — К тому же ты слегка зажралась: у тебя есть два прекрасных мужчины; просто заставь их помыться и побриться. Из клошар они превратятся в обаятельных самцов, что станут тебе отличной парой.
— Трёхой, — поправила Элис.
— 696,
