Ты получишь избавление, но знай — смерть твоя будет долгой и мучительной. Сначала я отрежу тебе крылья. Готовься к страданию.
Стройные ноги, покрытые драными прорехами с торчащей наружу звериной шерстью, шагнули к краю брони «Леопарда».
Оливковая рука ухватила клочок меха, что выбился из глубокой раны на женском плече. Сехмет притянул к себе красноволосую женщину и внезапно впилась ей в губы страстным поцелуем.
— Он мой.
Пара горящих волчьих глаз уставилась в томные кошачьи очи. Йоля недоверчиво склонила к плечу голову.
— Ты это серьёзно, сучка?
— Лучшего момента не будет, — львица оскалилась пугающие жёлтые клыки, — Но я не струсила, просто устала от жизни.
— Что за нахуй здесь творится? — поинтересовался Монакура Пуу, — Пахнет драмой.
— Богиня решила погибнуть в бою, тупой старый верзила, — Невенка Оскаала требовательно протягивала руку снизу, ожидая.
— Уважай старость, сопля, — огромная лапа сержанта, игнорируя девичью кисть, сжала ладонь епископа и Его Преосвященство взлетел на борт танка, а за ним, будто надувной шарик за Пятачком, устремилась кривушка — растрёпанная, с ног до головы перемазанная ангельской праведной кровью.
— Может не надо, мама?
Близняшки «А» и «Ф», сопровождаемые стройным блондином, опасливо приблизились к Сехмет. У всех троих, в общем и целом, насчитывалось всего четыре руки, пять ног и три женские груди.
— Берегите себя, дети мои и приглядите за братьями меньшими.
Львиноголовая постучала каблучком по броне, царапаемую изнутри уцелевшими парой уцелевших кровососов — Дети Ночи чуяли трагическую развязку.
— Идите ко мне, обнимемся, приблуды.
И она заключила троицу в тесные объятия.
Микаэль тяжело вздохнул, наблюдая за трогательными прощаниями на борту «Леопарда» и махнул своим прихвостням. Ангелы и праведники принялись скидывать трупы в морскую воду, расчищая место для поединка.
Со стороны негодяев им помогали машинисты Джета — сам Владыка стоял рядом с ярлом Туи, намертво вцепившемся в свой щит с нарисованным петухом.
— Эй щенки, — крикнул в сторону строя викингов Монакура, — Идите сюда: передохнём, посмотрим, как умирают боги и архангелы.
Щенки молчали.
— Скай, Хельги, — упорствовал сержант, — Это команда! Ко мне, блять! Живо!
Ярл Туи поднёс к щиту кулак, сжимающий рукоять скандинавского меча. Навершие с треском впечаталось в дерево. Восставшие мертвецы присоединились к предводителю — ударили своим клинками. Потом медленно расступились и две юношеские фигуры — долговязый и коротышка, лишившись опоры, осели на песчаник, пропитанный кровью.
— Ёбаныврот, — лицо Монакуры Пуу потемнело, правое веко дрогнуло, — Щенки... Вы всё же бросили своего сержанта и отправились в свою долбаную Вальхаллу...
— Не совсем так, — рядом с павшими бойцами Волчьего Сквада проявились три фигуры — тёмные, словно сотканные из мрака.
— Герои саг, ровно как и сами древние сказания, давно вышли из моды: скамьи Вальгаллы опустели, а пиршественные столы покрыты вековым слоем пыли. Однако существует некое место, вполне достойное столь славных воителей. Мы заберём этих павших героев под курганы Ши, и там, в подземном мире Сида, они обретут новые воплощения.
— Кем станут мои мальчики? — прогнусавил сержант.
— У меня всегда был всего лишь один спутник, носящий три имени, — вперёд выступила миниатюрная брюнетка в чёрном платье, отороченным вороньими перьями, — Пора исправить это досадное недоразумение. Они станут Сильным Ветром и Холодом.
Бадб внимательно оглядела тощего верзилу.
— Однако же место Высокого Тростника остаётся вакантным. Что скажешь, красавчик? Не желаешь ли присоединиться к своим друзьям?
Монакура бросил быстрый жадный взгляд на женские бёдра, плечи и груди, призывно выглядывающие из прорех на ветхой ткани ведьминских нарядов, но скорбь взяла своё: гигант присел возле распростёртых тел товарищей.
— Не в этой жизни, милая.
— Как скажешь, Бодхисаттва, — тела кельтских богинь растаяли в воздухе и троица обратилась исполинскими вóронами.
— Тогда пригляди за нашим маленьким сокровищем, а мы позаботимся о твоих друзьях.
Грим, огромный как скала, сжал свои драконьи лапы на предплечьях сержанта и легко поднял того в воздух. Ворониха, чьё оперение отливало алым, подхватила Хельги, а та, чьи крылья блестели бронзой вцепилась в Скаидриса.
— Спасибо за службу, бойцы, — через мгновение Монакура Пуу уже стоял возле Сигни.
— Только ваш ум — вечен, — промолвила дочь ярла.
— Прощай, Вепвавет, я буду скучать по тебе, — каркнул Грим и все трое исчезли в рваных свинцовых облаках.
Архангел Михаил, стоя посреди расчищенного от трупов круга, нетерпеливо взмахнул сияющим копьём и расправил белоснежные крылья.
— Так и стой, индюк, сейчас я исполню желание старины Упуаут: слегка подрежу твою гордость, — золотые сандалии Сехмет погрузились в мокрый бурый песок прибрежной косы; приставными шагами, грациозно покачивая бёдрами, словно танцуя, львиноголовая богиня приближалась к противнику.
Внезапно серое небо озарила вспышка и над мутными от крови водами моря повисла полая световая труба. Оттуда, словно чёрт из табакерки, вывалился громадный негр в изодранной рясе, преследуемый стаей бездомных собак. Твари, самая малая из которых достигала размера пещерного гризли, оголтело кидались на монаха, но довольствовались лишь обрывками его одежды: отче неуловимо быстро уворачивался от всех атак.
Негр шлёпнулся в бушующие воды моря, поднялся на ноги и остался стоять, а чудовищные псы исчезли, поглощённые яростными волнами.
Чернокожий перекрестился и побрёл к берегу.
— Господи помилуй, — Его Преосвященство, польский епископ и глава инквизиции пал на колени, и уткнулся мордой в лужи крови на песке, — Ты явил себя, Спаситель!
— Mio cuore и ты, доченька, — Теофил Рух крепко ухватил Невенку и Соткен за руки, — Спешим под Божьи очи, мои девочки: встретим и поклонимся нашему Спасителю.
Он потащил обеих в багровую воду, однако тётки упёрлись у края разъярённого моря. Горбун отпустил их ладони и бросился вперёд: его чудовищно громадные ступни загрохотали по волнам, словно по дощатому настилу. Он спешил вперёд — к сияющей фигуре в белом, неторопливо идущей средь разразившегося шторма. Однако, по мере того, как облик высокого стройного мужчины с длинными волосами и шелковистой бородкой трансформировался в образ громадного негра в изодранной сутане, кривые ноги горбуна всё больше замедлялись, заплетались. Вскоре его непомерные ступни исчезли в ржавых барашках прибойных волн, и епископ камнем пошёл ко дну.
Соткен и Невенка всплеснули руками и отчаянно бросились в море — спасать любимого и крестника. Гривы их распущенных волос обратились в две каракатицы — фиолетовую и чёрную с серебром — что упорно сражались со стихией.
Гигантские неупокоенные волки — мёртвые
