жену накануне войны и мчится за дочерьми. Посему я бросаю тебя — своего верного союзника — бросаю свою жену, дочь и мчусь за сыном. Акме, ты должна остаться. Ты должна стать защитницей Атии. Ты — жена Гаральда, ты много лет была его верным другом и единственным советником, которому он доверял безраздельно. Пока ты останешься во главе его герцогства, пока ты будешь с Гаспаром, ему будет легче. И мне. Только тебе я могу доверить самое дорогое — жену и дочь.
— Ах, Лорен! — выдохнула Акме, расплакавшись. — Как я эгоистична! Акил в не меньшей опасности, чем мои девочки, но ты находишь в себе силы успокаивать меня!
Лорен бросил перчатки на стол, тяжело опустился на стул и, глядя куда-то вдаль, тихо и жестко произнес:
— Все эти три дня, пока мчался в Тиру, я думал о том, как относился к Акилу. Плио обожала его, и Акил рос избалованным мальчишкой. А его привлекательность не добавляла благородства его характеру. Я всегда был строг с ним. Я не верил в своего сына достаточно, и Акил всегда об этом знал. И рвался из последних сил, чтобы доказать мне обратное. Когда я давал ему слишком много работы, он никогда не ныл, а если злился на меня, то злился молча. Я часто думал, что если бы Кунабула проснулась вновь, и его отправили в эти черные земли из-за принадлежности к рианорскому роду, Акил бы сломался очень быстро, — Лорен замолчал, прижав ладонь ко лбу; через несколько мгновений он продолжил дрожащим голосом: — Я не хотел пускать его в Заземелье, ибо считал, что он не справится, что он начнет доставлять отряду неудобства своим нытьем. Я считал, что он еще не готов для подобной ответственности. А Акил рвался в Заземелье, ибо знал, как плохо я думаю о нём. Как стыдно мне за эти мысли! Это мой сын!
Акме подошла к брату и сжала его плечо.
Лорен продолжал:
— Я никогда не считал нас с тобой избранными. И я никогда не желал, чтобы дети мои получили подобное наследство и стали легендой. Хотел, чтобы они были достойными людьми. Но не смог объяснить это Акилу, и он умчался, чтобы доказать мне, что он Рианор, как и мы с тобой, что он достоин носить это имя. Для меня же это имя — проклятие! Мне нет дела, какой «дар» получил сын мой от крови моей! Я хотел, чтобы он был трудолюбив, самоотвержен, крепок, и в сердце его жила способность к состраданию. Но я не сказал этого Акилу и позволил ему уйти так далеко от дома. Я поеду в Заземелье, Акме, но что если я не успею сказать ему всего, что должен был сказать? Я видел тысячи смертей, Акме. Я не всегда мог исцелять людей, как исцелил Плио. Сила моя иссекает. Я тысячи раз закрывал веки тех, кого не спас. Скорбел о каждом, но жил дальше. Если я не смогу спасти Акила, не смогу жить дальше. Более того, приложивший руку к его смерти дозволением своим уехать из Архея. Я предал его, предал Плио и Адиль.
— Мы с тобой укротили Иркаллу, но потерпели полное поражение как мать и отец, — прошептала Акме, опустившись рядом с ним на колени и прижавшись к нему. — Мы, повидавшие столько, прошедшие через боль и смерть, не смогли донести до детей своих, что принадлежность к рианорскому роду, — это не благословение, не геройство, — это проклятие, опасное оружие для владельца, и что прибегать к его помощи стоит в самом крайнем случае. Я говорила это своим дочерям, но не смогла сделать так, чтобы они меня услышали.
— Это всё наша вина, — твердо заявил Лорен. — Если я не верну их, я сам взойду на эшафот и попрошу казнить себя.
— Не говори глупостей, — вздохнула Акме. — Подумай о Плио и Адиль.
— Плио и Адиль в безопасности, — последовал ответ. — Когда я уезжал, я уговорил Плио уехать на время в Моринф. Я уговорил Гаспара поехать с ними. Ох, и лихой же нрав у паренька! Как у его матери!
— Лучше так, чем покладистость.
— Мальчишка найдет способ добраться до тебя. И если никто из нас не вернется из Заземелья…
— Не говори так.
Лорен сжал её руку и тверже повторил:
— Если никто из нас не вернется из Заземелья, Гаспар должен будет примкнуть к тебе в твоей борьбе. Взросление его должно происходить на твоих глазах, ты должна поддерживать его, ибо в нем просыпается рианорская сила.
— Ты что-то видел? — выдохнула Акме.
— Он слишком сильно злился, оттого что не смог с тобой поехать в Кеос, и на шее его я увидел черные линии, похожие на грубые узоры. Точно такое же явление наблюдал я на шее Ишмерай, когда Гаральд нашел ее в нелейском парке в день приезда принца и Маргит Омран. Очень скоро ему понадобится совет человека, который через это уже прошел. И ему повезло — из всех жителей Архея этот человек единственный, и он — его мать. Вот тебе еще одна причина, по которой ты должна остаться здесь. Ты должна защитить своего сына не только от врагов, но и от самого себя.
Акме молчала, закрыв глаза.
— Когда в Кеос вернётся твой муж?
— Через несколько дней.
— Тогда не стоит задерживаться в Тире. Подождем Гаральда в Кеосе. Я лично принесу свои соболезнования Арнилу, Альварии и поговорю с Густаво. А ты должна быть сильной для всех нас.
— Я буду сильной, — пообещала Акме. — Что ещё остаётся?..
Акме и Лорен выехали в Кеос поздним утром, чтобы добраться до Кеоса только поздней ночью.
— Ты доверяешь этому Кариму? — тихо спросил Целитель.
— Больше, чем остальным агентам мужа, — ответила Акме.
— Но что ты делала в Тире? Неужто только ждала меня? — Лорен буравил ее проницательным взглядом, от которого в юности ей становилось неловко.
Но не теперь, в сорок-то лет.
— Что еще может делать жена Гаральда Алистера, главы королевских шпионов, как не подслушивать, выуживать новые слухи, распускать их?
— Ты стала агентом собственного мужа?
— Да, если половина Архея желает получить голову её супруга к себе на стенку
