Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Так что расскажу вам о царе Симеоне все подряд, что помню, а вы уж сами решайте.
Ничего не было в царе Симеоне загадочного, такого, что нельзя было бы вывести из жизни, его предшествующей. Кроме, пожалуй, одного: как он будет править, милосердно или грозно? Выяснилось, что милосердно. Казни после победы земщины над опричниной никто в расчет не принимал — чего не бывает в запале борьбы. А некоторые опалы были встречены криками приветственными и расценивались как торжество высшей справедливости. Так князь Симеон покарал гонителей митрополита Филиппа: презренного соловецкого игумена Паисия заточил на острове Валаам, бессовестного епископа рязанского Филофея, ложно свидетельствовавшего на судилище, лишил святительства, а пристава Степана Кобылина, захарьинского родственника, приказал удавить перед окном кельи, где тот изводил несчастного узника то холодом, то жаром нестерпимым, сокращая дни его.
Столь же спокойно принял народ и волну казней, последовавших незадолго до венчания Симеона на царство. Надо же было подчистить темницы перед объявлением амнистии всеобщей в честь события радостного, надо было разобраться с врагами старыми, по недосмотру на свободе разгуливавшими, надо было в дворе своем царском порядок навести, чтобы впредь ничто не омрачало правления милосердного и справедливого. Ведь после победы земщины многие людишки случайные нежданно наверх взлетели и в ближний двор государев попали. Вот хотя бы князь Борис Тулупов, возил за князем Симеоном самопал, вдруг глядь — уже окольничий, вершит дела государственные. И потянул за собой сродственников, князей Владимира, Андрея да Никиту, столь же пустых, как и он сам. Отставили и подчистили. Или возьмем умных Колычевых, их за все страдания, на род Колычевых выпавшие, ко двору приблизили, Василия на место самого Малюты Скуратова назначили, а Федору боярский чин дали. Они же, вместо того чтобы служить честно и преданно, затеяли споры местнические с любимцами Симеоновыми, с Дмитрием Годуновым и с Богданом Сабуровым. Поношения любимцев своих Симеон не стерпел.
Отправились на плаху некоторые из уцелевших опричников, самые известные из них — Бутурлины и Борисовы. Никиту Романовича с детьми по обещанию давнему Симеон не тронул, но двоюродного брата его, Протасия Юрьева-Захарьина, казнил. Не избежал кары и пособник захарьинский, архиепископ Леонид. Суд приговорил его к смерти, но Симеон его помиловал вечным заточением. Женок же, коих Леонид для невыясненных целей у себя на дворе держал, Симеон приказал подвергнуть испытанию водяному — не ведьмы ли, случаем. Оказались не ведьмы, все пятнадцать утопли, похоронили как честных распутниц. А вот с истинным волхвом, коварным Елисейкой Бомелиевым, Симеон слишком долго цацкался. За дела дьявольские надо было его сжечь сразу по поимке, но Симеон зачем-то держал его в темнице целых два года. Быть может, добивался от него Симеон предсказания судьбы своей по звездам, да никудышным предсказателем оказался Елисейка, даже собственную судьбу прозреть не мог, умыслил побег, подкупил стражу и, освободившись от оков, навострился в Литву. Но по Руси и русскому-то человеку без подорожной бегать затруднительно, не то что иностранцу, перехватили его подо Псковом и обратно доставили. Обиделся царь Симеон на такую неблагодарность черную, молвил: «Говорил ты, что будешь греться в лучах моего великого царствования, так быть по сему!» — и приказал зажарить Елисейку на огромном вертеле. И поделом!
На этом царь Симеон остановился. Во все остальные восемь с лишком лет его царствования не было казней, даже опалы были редки и недолги. Но это шло не от сердца его, которое я не без оснований подозревал в скрытой жестокости. Помнил Симеон, что вознесла его на престол воля боярская, видел, что своеволие боярское разрослось невероятно во времена земщины, и не рисковал воевать с боярами. Не только вернул им все их вотчины, в опричнину отобранные, но и терпел все их споры местнические, сам справлялся с книгами разрядными и разрешал тяжбы о старшинстве, чрезвычайно в его правление умножившиеся. Так выстраивал он бояр вокруг трона своего, никого особо не приближая, можно даже сказать, равно удаляя.
Тут-то и сказалось его воспитание! Не имея решительности карать недостойных и воли возвышать способных, Симеон с равной подозрительностью относился ко всем людям высокородным и тянулся к людям худородным. Избирал себе слуг ближайших не по качеству их, а по соседству давнему их вотчин, по совместным охотничьим забавам или по родству с его давно умершей супругой. Привечал Вельских, род для Руси молодой и пришлый, да и в нем выбирал боковые ветви, так на смену другу любезному Малюте Скуратову пришел Богдан Вельский, отныне безотлучно при Симеоне находившийся. Поднял Грязных, сама фамилия которых указывает на то, где он их подобрал. Пригрел Нагих. Немногими местами выше были Сабуровы. Славны они были лишь прародителем своим Четом, который пришел на равнину Русскую вместе с Георгием Победоносцем и братом его Иваном Калитой, который державу Русскую основал и род наш расплодил. Храбро сражался Чет в орде и под конец жизни был пожалован званием хана, но с тех пор род его захирел, только тем и держался, что в память о заслугах давних избирали мы иногда девиц ихних в жены отпрыскам великокняжеским. Но даже в этом роду возлюбил Симеон более других ветвь боковую, никогда ранее ко двору нашему не допускавшуюся. Так явились на свет Годуновы. Быть может, и называл я Захарьиных саранчой, так вот Годуновы даже их превзошли. Я имею в виду численностью. Расплодились в курных избах своих захудалых деревенек и теперь плотной толпой окружили трон. Но служили честно, ничего не могу сказать, не за страх, а за совесть. Старший в их роду, Дмитрий Годунов, после долгого и успешного посольства при опричном дворе вошел в большое доверие к князю Симеону и по восшествии того на престол получил звание постельничего. Тогда же стала всходить звезда его племянника, Бориса, весьма достойного молодого человека и с большими способностями к делам государственным. Ему бы хоть немного образования, а в остальном он мне живо напоминал незабвенного Алексея Адашева. Благоволение Симеона к годуновскому роду было столь велико, что он женил своего сына Федора на Арине Годуновой, племяннице Дмитрия. Впрочем, тут я не совсем уверен, что чему предшествовало, женитьба милостям или благоволение женитьбе. Ведь когда я познакомился с моим троюродным внучатым племянником после моего возвращения, он был уже женат.
Рассказывали, что Арина с детства воспитывалась в доме Симеона, что взял он ее к себе по договоренности с Годуновыми после смерти ее родителей. Еще рассказывали, что любил Симеон Арину как дочь родную и, когда пришла пора выдавать ее замуж, не нашел в себе сил расстаться с ней и выдал за своего сына убогого. Что любил Симеон невестку, в этом ни у меня, ни у окружающих никаких колебаний не было, а вот что как дочь родную, в этом я сильно сомневаюсь. Нет, вы не подумайте чего такого, это — грех смертный, а князь Симеон был человек богобоязненный, да и Арина была женщиной, несомненно, добродетельной и благочестивой, но бросал иногда Симеон на невестку взгляды откровенные или вдруг поглаживал ее нежно в местах неположенных, так, как я с княгинюшкой моей никогда на людях себе не позволял, скажем, ручку с внутренней стороны, там, где пульс бьется, или шею за ушком. Сему поведению неподобающему не может быть никаких извинений и оправданий, но замечу, что хороша была Арина, даже не то слово! Высокая, дородная, белолицая, смотрелась она истинной красавицей не только рядом с мужем своим, терявшимся у нее под мышкой, но и в окружении боярынь своих, доказывая собой, что истинная красота может иногда и в худородных семействах являться.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
