Бояре так торопились спрятать Георгия в пору б, что забыли развязать руки и бросили его как был — в мешке.
Хорошо, хоть жизни не лишили. Наверняка ждут ночи, чтобы добить и вывезти тело.
Георгий почувствовал, как внутри все похолодело.
Ан-нет. Не будут меня сейчас убивать. Если бы они хотели дождаться ночи, то оставили бы в погребе у Демьяна, а потом прикончили. Меня привезли сюда, чтобы я гнил здесь в неизвестности.
На голове мешок, во рту кляп и руки связаны.
Да-а, положение — лучше не придумаешь.
Почти как всегда.
Будем бороться с бедами, начиная с последней.
Когда Георгия связывали, он, хоть и был на грани потери сознания, постарался напрячь руки так, чтобы пояс сильно натянулся. Зато теперь путы дали слабину. Георгий начал стараться их ослабить, чтобы вынуть одну руку. Через полчаса упражнений это ему удалось. Если бы бояре не поленились найти веревку, он так легко не освободился бы. А сейчас пострадали только натертые и ободранные руки.
Глупость положения состояла в том, что у него над головой прохаживался наряд, который без лишних сомнений по его приказу пошел бы в бой, однако как достучаться до охраны? Даже если он начнет кричать, что он сотник княжеской дружины, кто ему поверит?
Георгий стал разминать затекшие руки, потер шею — болела.
Пройдет, не смертельно, до свадьбы заживет…
Сердце ёкнуло.
А будет ли когда-нибудь эта свадьба…
Стянуть с себя мешок и вынуть кляп — дело одной минуты.
Так, я свободен, могу кричать, махать руками, ногами топать, и что дальше?
Нужно было немедленно выбираться. Скиту грозила опасность, а князь не знал, что гадючье гнездо не до конца уничтожено.
Видимо, во время ночного бегства заговорщиков Демьян был в отъезде, а потом, когда его не схватили, он понял, что Борислав никого не выдал и ему нечего опасаться.
Сердце Георгия словно сжала ледяная рука. Время уходило.
Хоть бы кто пришел ко мне, я б его удивил.
Георгий недобро усмехнулся.
Сотник встал. Пол, точнее темнота внизу, закачалась и начала набирать обороты. Георгий постоял, держась за стену, пока все перестало крутиться.
Так, сейчас вполне терпимо.
Остается только надеяться, что кто-нибудь придет раньше чем через неделю. Надеяться и ждать.
Георгий со стоном сполз по стене на пол. Бессилие было хуже сознания близкой смерти.
Господи, помоги…
В тереме у Демьяна держали совет.
Быстро убрали следы схватки в сенях. Теперь без горячки обсуждали сложившуюся ситуацию.
— Поторопились мы, — начал Демьян, — с испугу сделали себе хуже. Нужно было его здесь придушить, не ровен час кто-нибудь узнает.
— Не узнает, — отвечал Наум, — темно, да и в голову никому не придет искать его там, — мясистое лицо боярина перекосила самодовольная улыбка.
— Что ж с ним дальше делать будем? Все князю доложит.
— Что ж еще, удавку на шею и концы в воду.
— А если найдут? Вдруг на нас подумают! — Демьян сам был не рад, что ввязался в это дело.
— Если и найдут, время пройдет, кто нас заподозрит? Как он сюда приехал никто не видел, коня его Митяй свел в поле.
— Не дрейфь, хозяин, — подал голос молчавший до этого Митяй, — все чисто, никто ничего не узнает. Был человек — и нет человека.
— Руки-то мы ему не развязали, — некстати вспомнил Демьян, — затекли уже небось: я крепко крутил.
— Вот и хорошо, пусть помучается. Сколько мы из-за него пережили. Сдохнет — проведаем, тело заныкаем.
— А вдруг не сдохнет, ненадежно как-то.
— Как не сдохнет? Все дохнут, и он — тоже.
— Ему уже пяток лет как пора на тот свет, а все землю топчет, ни стрела его не берет, ни копье.
— Ты прав, лучше прямо сейчас пойдем и убьем его.
Демьяна аж передернуло.
— Я не в этом смысле.
— А я в этом. Нужно спуститься и прикончить его. Даром что руки связаны и мешок на голове. Кричать тоже не сможет.
— Да и я его хорошо кистенем приложил, может, сам того, в смысле кончился, — снова подал голос приказчик.
— И не думай даже, — Демьян от страха, похоже, разозлился, — рассказывал мне нонешний воевода, как они с князем его подобрали на дороге. За то, что девке помог сбежать, татары его так исколошматили, что думали: все уже, умер. А он выжил да еще в сотники выбился.
— Точно, — подхватил Наум, — живучий, как… — боярин задумался, подбирая сравнение. Перед глазами почему-то встала картина, как он топит кота, которого недавно притащила в терем дочь (кот повадился метить его сапоги).
Все потрясенно замолчали.
— Ну и что? — снова заговорил Митяй, — все равно на него управу найдем, всего делов: спуститься и придушить. Сопротивляться не сможет. Нужно только решить, кто пойдет.
— А разве не ты? — поинтересовался Наум, — не боярское это дело — руки об сотника марать.
— Ну нет, вместе влипли, вместе и выпутываться.
— Жребий бросим, — предложил Наум, — всем идти нельзя — подозрительно больно.
Митяй сгонял за палочками. В шапку бросили одну длинную и две короткие.
Пока тащили, сердца бешено бились. Лица горели от стыда за страх, который они испытывали перед связанным, избитым человеком, которого нужно было лишить жизни.
Жребий выпал Науму. Демьян шумно вздохнул с облегчением. Митяй сделал вид, что не очень обрадовался, но было видно, что он будто груз свалил с плеч.
Наум резко встал.
— Ну ладно, пойду я, ничего без меня сделать не можете.
— С Богом, — пожелал Демьян и вдруг подумал, что это напутствие для такого случая совсем не подходит.
За час, который Георгий просидел наедине со своими мыслями, он уже успел пережить и передумать все. От надежды, когда он избавился от пут, до отчаяния. Сознание рисовало картины одна страшнее другой. Он видел, как враги разоряют скит. Убивают всех, кто там нашел пристанище. Всадник нагоняет Олесю… нет!
Сотник саданул кулаком по полу. Облегчение не наступило.
Последней картинкой все время была сцена, как он умирает, всеми позабытый в этой вонючей дыре, когда его сотня только и ждет приказа к выступлению.
Еще один такой удар по деревянному полу — и он сломает себе пальцы.
Сотник постарался взять себя в руки, начал читать молитву. Сосредоточиться не получалось. Нельзя останавливаться. Сколько времени он молился — не знал. Георгий читал с детства знакомые молитвы одну за другой, обратился к святому, имя которого носил. Внезапно он ощутил уверенность и успокоился.
