— Разочарование?
— Не то слово. Миг ослепительной любви прошел, а потом как-то само собой выяснилось, что она не просто много старше меня, но еще и здорово скучает по своим детям. У нее было трое малюток, знаешь ли.
— О Боже, Арчи, да ведь она была совсем старая! Лет тридцать пять?
Артур сухо заметил:
— Знаешь ли, довольно многие дотягивают до этого возраста, сохраняя приличную форму: Вообще-то мне сейчас тридцать два года, и могу тебя заверить, что я еще не собираюсь дряхлеть и покрываться морщинами.
— О… я хотела сказать… ты выглядишь… то есть не выглядишь на тридцать. Да, так что с ней, бедняжкой, потом случилось?
— Вернулась в семью, насколько мне известно, а потом они переехали. Уехали из Франции. Не думаю, что после того позора муж стал добрее к ней, хотя… возможно все-таки, это стало ему хорошим уроком. Кто знает.
— А ты?
— А что я? Некоторое время страдал — любовь все-таки. Потом молодость взяла свое, постепенно успокоился, забыл. Пережил свою Великую Депрессию, начал учиться в университете. Никогда не думал, что эта история может всплыть, пока не встретил плохого человека с хорошей памятью. Поля этого твоего…
— Везет тебе… Я хочу сказать, у тебя в жизни была такая любовь. Мне кажется, я свою не узнаю, даже если она выскочит из кустов и даст мне по голове. Даже не представляю, как она может выглядеть. О сексе тоже слишком много воображают… Такого напридумали, что…
— Правда?
— Точно.
Лаура в некотором смятении уставилась на пустой бокал. Неужели она выпила все, что в нем было? Неудивительно, что они говорят на такие щекотливые и интимные темы — виски совершенно развязало ей язык, пора завязывать… то есть прекращать эти ночные посиделки!
Однако усталость, помноженная на алкоголь, нервное потрясение этого вечера и умиротворяющая обстановка на кухне привели к тому, что уже через минуту Лаура страстно рассказывала о своем собственном сексуальном опыте.
— Мне было семнадцать лет, когда я решила узнать, что это такое, ну, и все закончилось полным фиаско. После этого ничего серьезного, а два года назад я решила: какого черта! Надо попробовать еще раз! Может, я что-то упустила? Ну и опять ничего не вышло. Ерунда какая-то. Возня мышиная. Ничем она не правит, любовь эта ваша!
— Лори. Ты действительно сокровище. Погоди, не сверкай глазами, я вовсе не смеюсь над тобой. Просто я не знаю ни одного человека, способного говорить так искренне с другим человеком. Это редчайший дар, а также то, что я больше всего ценю в людях.
— Да? О Боже, который час? Все, хватит болтать. Пора ложиться спать, пока я не наделала очередных глупостей.
Ее лицо пылало от смущения, когда она вскочила из-за стола, но Арчи не выпустил ее руки.
— Успокойся, моя сладкая. Ты не делаешь глупостей и вряд ли когда-нибудь их делала. Ты не дурочка, Лаура, ты прелестная, красивая, нежная, добрая и искренняя девушка… Поверь, я в девушках разбираюсь.
— О, Арчи…
— И если какой-то идиот сказал тебе, что ты фригидна, — а я подозреваю, что именно это тебя и беспокоит, — то это проблемы того идиота, а вовсе не твои, поверь мне!
Он нежно отвел прядь рыжих волос, упавших ей на глаза, и Лаура вздрогнула. Прикосновение его пальцев было легким, почти бесплотным, но оно зажгло в ней настоящий пожар, и каждый нерв в ее теле отозвался на это прикосновение, словно трепетная струна арфы.
Темная и пустая комната неожиданно наполнилась странными и чарующими звуками — в общем-то, они были вполне обычны, но сейчас Лаура различала их особенно ясно. Капала вода из крана, шелестели занавески, где-то далеко орал кот, проехала машина… Да еще тикают в холле старинные часы, а в маленьком декоративном прудике в ночном саду запели лягушки.
Дыхание кончилось на последнем выдохе, кровь ударила в барабаны, и серебряный туман подернул легкой дымкой темноту комнаты. Из этого серебряного морока вдруг выплыло лицо Артура, смуглое, красивое лицо насмешливого горца, но сейчас в синих глазах не плясали огоньки смеха. На дне их горел огонь, живой и страшноватый, в его жарких отблесках плавилось сердце, а вслед за ним занималась пламенем и плоть.
Сильные пальцы на удивление легко скользили по гладкой коже Лауры, нетерпеливо терзали шелк черного вечернего платья, и грудь девушки ныла от предвкушения…
Его губы были сладкими, требовательными и нежными, они как будто провоцировали ее, не целовали, а лишь обещали поцелуй. Лаура неожиданно поникла в руках Артура, не в силах пошевелить хоть пальцем, но это не было слабостью. Наоборот, в ее теле закипала горячая, неведомая сила, и через мгновение эта сила буквально швырнула ее вперед, в его объятия.
Сквозь хрупкую и ненадежную преграду шелка прорывался жар тела мужчины, который желал ее, желал так сильно, что она больше не могла совладать с собой и с тихим блаженным стоном обвила руками его шею.
Теперь его поцелуи стали яростнее, откровеннее, и она отвечала на них, краешком сознания успевая удивиться и восхититься собственной смелости, а затем с восторгом сгорая под огнем его страсти.
— Златокудрая моя кармелитка! Я с ума схожу уже целую неделю, я не сплю, я не живу, я все время сдерживаю себя, а это трудно: ведь я равен самому себе по силе. Помнишь тот наш поцелуй, на моем дне рождения? Я знаю, что помнишь… Вот с тех самых пор я хочу тебя, маленькая рыжая ведьма, я так хочу тебя!
— О, Арчи… Я ведь говорила… У меня не получается…
— Не бывает на свете холодных женщин, маленькая! Бывают просто неумелые мужчины.
— Ты уверен?
— Сестра Дарси, единственное, в чем я не уверен, так это в проклятом гипсе. Он несколько сковывает мои движения. Вам придется исполнить долг милосердия…
Убей Бог, Лаура понятия не имела, как и когда они успели добраться до спальни, и эти слова Арчи, которые возмутили бы ее еще вчера, сейчас вызвали только смех, нервный и судорожный, но не от страха, а оттого, что слишком много силы скопилось в ней и она рвалась на волю. Артур тяжело опирался на ее плечо, но Лауру не тяготил его вес, напротив, она всем своим существом желала этой сладостной тяжести, тяжести мужчины, его тепла, его рук на своем теле.
Она все еще легкомысленно смеялась, благо, что Артур тоже не растерял своего остроумия, и общий смех помогал им справиться и со смущением, и со страхом. Неожиданно Лауру пронзила мысль, что между ними наступило такое блаженное состояние полного и абсолютного доверия, когда самый дурацкий смех и самые глупые слова уже ничего не могут изменить — все произойдет само собой, а они останутся теми же, хотя и станут друг для друга совсем другими…
Он не спешил. Ни на миг он не оскорбил ее поспешностью, и Лаура даже не поняла, в какой момент она осталась стоять перед Арчи совершенно обнаженной. Ни смущения, ни страха, и тонкие ее пальцы скользили по смуглой широкой груди, привычно и смело помогая Артуру освободиться от довольно незначительного количества верхней одежды.
