некуда идти и никто не ждет. Если бы не город, я бы даже не заметил этого… Но разве кто-то ждал меня все эти годы? Кто? Лана? Работа? О нет… Или все-таки да?» Русинский сжался от чувства враждебности, но тут же поймал себя на догадке, что враждебность исходит не от этой спокойной роскоши вокруг, а из него, из того, что он хотел сделать, переставить по своим представлениям, обкромсать, победить, поставить на колени, от его мыслей и привычек и невидимых цепей, тянущихся к городу точно линия электропередачи.
Между тем люди направились им навстречу. Пестрая толпа уже приветствовала Деда, затем со сдержанным интересом поздоровалась с Русинским. Дед отошел в сторонку с высоким мужиком в черной рясе без креста. Его гладко выбритая голова поблескивала в лунном свете.
Тело Мага развернули, уложили на землю. У самого берега, прихваченная баграми, упертая в сваи старого мостка, стояла льдина. Без лишней суеты на нее постелили ковер, положили связки сухого хвороста и густые сосновые ветви. Сверху бережно возложили тело Мага.
Высокий в черной рясе — к нему обращались по имени Магистр — прочитал молитву на певучем языке, древность которого не вызвала сомнений у Русинского. Он идентифицировал язык как странную смесь древнеславянского, санскрита и другой архаики. Скорее всего, заключил Русинский, это не смесь, а источник тех языков, в которых нынче сведущи лишь камни пирамид да круги Аркаима.
Пока Русинский предавался аналитическим мечтаниям, Магистр снял с пояса флягу, сходную с той, что была у Деда, плеснул из нее на хворост и поднес крестообразную лучину. Костер вспыхнул, затрещал, зашумел. Баграми льдину вывели за сваи. Мощный поток подхватил ее и неспешно направил вниз по течению.
— Помянем, — сказал Магистр. Фляга пошла по кругу. Неразбавленный спирт обжег горло Русинского, и речной холод показался нереальным.
Затем все отошли в глубину берега, к костру. Русинский остался у воды. Рядом задумчиво курил Дед. Они смотрели, как в черноте ночной реки удаляется багряно-золотая свеча, озаряя лед сполохами искр, словно россыпью зеркальных осколков.
— Послушай, Дед, — тихо сказал Русинский. — Теперь вы будете вычислять, где снова родится Митя, в каком году, в каком теле? Как маленького Будду?
— Какой смысл? — не оборачивая лица ответил Дед. — Он не вернется… Каждый растает, как этот лед. Один океан на всех, и вчерашнему дождю не повториться. Так было всегда. Кто мы? Только дыхание… А все остальное — пыль, заряженная электричеством пыль. Вдохни этот воздух: он чистый, свежий… А только вернешься в мир людей, как начинаются грязные зеркала, грязные потолки, грязные книги, и нечем дышать, хотя все только и делают, что борются за кислород. Глупые люди…
— А мы? За что мы боремся?
— Не спрашивай… Ответ у тебя.
Русинский забеспокоился.
— Интересно, как я узнаю ответ, если не буду спрашивать?
— Тогда не отвечай вопросом на вопрос, не придумывай ответов. Все — вот оно, все уже есть.
Русинский задумался, тайно завидуя Деду и злясь на собственную злость, скользко метнувшуюся в сердце. Дед видит ответы в небе, он читает знаки в воздухе, а он не может проломиться сквозь воздух, как будто он дышит арктическим льдом.
— Не могу, — сказал Русинский. — Я ничего не вижу.
— Да неужели? — усмехнулся Дед.
— Ну, я вижу то, что и другие видят.
— И что это?
Русинский поглядел вокруг, пожал плечами.
— Луна… Весна… Все спят кругом…
— Потрясающе, — хмыкнул Дед. — Ты в Китае не был? А то, знаешь, был у них один поэт… Нет, не как китайский летчик, у них полным-полно поэтов, больше чем у нас, но ты сейчас его слова повторил.
— Я никого не повторял, — бросил Русинский.
— Да, да… — на выдохе прошептал Дед. — «Неподвижный туман. Луна. Весна. Сон» — стихотворение японского поэта Микаи Киорая.
— Я одного понять не могу, — снова возник Русинский, боясь показаться навязчивым и прекрасно понимая, что он слишком навязчив. — Зачем все это? Вот мы бегаем за Тварями, которые зло, и значит, мы добро? Кто мы?
— Не знаю, — бросил Дед. — Ни то, ни другое, ни третье. Потому что нет ни света, ни тьмы, серости даже нет. Все только мысли, а что такое мысль?.. Мы — все это. Выбрось «я» из головы.
Сзади послышался голос: кто-то звал их к костру. Не сказав больше ни слова, они втоптали окурки в серое крошево и направились в центр поляны.
* * *
Магистр вышел немного вперед.
— Братья и сестры! — негромко и твердо произнес он. — Собрались мы сегодня по такому случаю, что не хотел говорить сначала о делах. Но обстановка очень серьезная, так что простите, если что не так…
На завтрашнюю ночь Твари наметили удар по Моронскому дацану. Они верят в астрологию и считают, что завтра у них удачный день. Сами знаете, у них в Мороне стратегический интерес. Это крупнейший дацан в нашем регионе, опорная точка на всем пространстве Центральной Сибири, не говоря же о вкладе дацана в дело спасения живых существ. Там очень сильные ребята. Но сейчас их мало. Если Морон будет взят, в нашей линии возникнет огромная брешь. Впервые за семьдесят лет Твари готовы перейти Урал и ударить в самый центр Золотого круга Евразии, в сердце нашей обороны. Потому собраны лучшие силы с обеих сторон.
Нам противостоит отборная Серебряная дивизия. Руководит операцией лично барон де Фронтер, наместник Европы и проконсул Северной Америки. Вы помните события прошлых лет; это серьезный противник. С нашей стороны будут все: ребята из Питера, Суздаля, Твери, Новосибирска, Екатеринбурга, Абакана, Иркутска, Красноярска, Омска, Томска, гвардейские эскадроны из Читы, Улан-Удэ и Внутренней Монголии.
Раздался одобрительный гул. Магистр выдержал паузу и продолжил.
— Нас мало — всего тысяча. Мы оставили тех, кто несет караульную службу, и кто еще не принял Великую Присягу. Впереди — цвет вражеской армии. Силы неравные. Многие не вернутся из этого боя. Но отступать некуда. Мы — последняя на западе линия обороны, за нами — Гималаи, а тамошние отряды несут колоссальные потери, сдерживая натиск из-за океана. Необходимо во что бы то ни стало разгромить врага. Не остановить — именно разгромить. И помните, что месть врага не заставит себя ждать.
Когда тишина стала пронзительной, Магистр продолжил.
— Даже при поддержке монастыря Санпо мы сильно рискуем. Конечно, я говорю лишь об успехе операции. Поэтому необходимо обезглавить группировку противника. По нашим данным, Фронтер со свитой и преторианской сотней вернулся в Малкутск, чего не было уже тридцать лет. Разумеется, это большая честь для нашего города, и значит, мы должны блокировать его выступление.
Единственное
