Оба закивали, и я поняла, что такова политика «Кроникл»: натолкнувшийся на находку прибирает ее к рукам, а проигравшие плачут. Наконец Марси написала что-то в блокноте, вырвала листок и передала по столу Натану. Там оказался список имен, вероятно, тех журналистов, которым уже дали задания. Натан задумчиво просмотрел его и повернулся к Дороти:
— У штата проблемы с кадрами.
— У всех проблемы с кадрами, — спокойно сказала Дороти. — А нам по-прежнему надо освещать новости.
Минуту подумав, Натан вложил список Марси в блокнот. Затем надел на ручку колпачок и почесал за ухом.
— Честно говоря, я вообще не вижу смысла продолжать эту тему. — Слова были обращены к Дороти. — Мы рискуем опорочить мертвого человека. Огорчить его семью. Получить иск за клевету. И ради чего? Ради еще одной истории о пристрастии к азартным играм? Кому какое дело?
Марси засияла от восторга. Дороти опешила.
Я сделала глубокий вдох и почувствовала на зубах привкус розы от духов Марси.
— Билли Лопрести есть до этого дело, — произнесла я.
На меня устремились все взгляды. Натан перестал чесать за ухом и ткнул в меня ручкой, приглашая продолжать.
— Согласно моему источнику, Лопрести оказывает влияние на полицию, чтобы затормозить расследование до конца референдума.
Дороти просверлила Натана взглядом, что заметила и Марси. Она прищурила глаза, понимая, что ее не во все посвятили, и сложила на груди руки, ожидая реакции Натана. Он минуту изучал ручку, будто пытался разобрать невидимую надпись, потом сжал ее в ладони.
— У вашего источника есть доказательства? — спросил он.
— Нет, — призналась я. — Это просто наводка. Но, как вам известно, для Билли очень важен исход референдума: проект по изменению береговой линии откроет много вакансий, появятся новые контракты. Мне хотелось бы поговорить с журналистом по вопросам политики, чтобы узнать детали. Или с человеком, который дал бы мне доступ к надежным внутренним источникам.
— Она могла бы работать с Джонатаном, — тихо произнесла Дороти.
Натан кивнул, и я вспомнила, как Дороти упомянула, что Джонатан уже ведет расследование. Вот откуда их многозначительные взгляды. Фрицелл, видимо, пытается доказать ту же самую теорию о давлении Лопрести на полицию.
Снаружи послышался гул работающего ксерокса. Натан взглянул на часы с таким видом, будто собрание заняло уже слишком много времени.
— Значит, так, условимся сразу, — начал он, — мне все равно, сколько у вас конфиденциальных или независимых источников. Очерк не увидит свет до тех пор, пока вы не заставите кого-нибудь из членов семьи Мазурски подтвердить, что он страдал от пристрастия к азартным играм.
Я кивнула в знак понимания. Взгляд Натана перекинулся с меня на Марси, а затем на Дороти. И, глядя на нее, Натан произнес для меня:
— Хорошо. Даю вам неделю.
Глава 9
После того как я рассказала маме про убийство, она звонила мне каждый день, а в понедельник вечером поймала у двери в квартиру.
— Ты должна пойти на похороны, — сказала она.
— Не думаю, что мне дадут выходной.
— Тогда на панихиду.
Сидя на табуретке за кухонным столом, я взяла свежий номер газеты, лежавший поверх нескольких писем, и начала просматривать некрологи.
— Панихида сегодня, — сказала я.
— Надо пойти, — настаивала мама.
К тому же подразумевалось, что это мой долг. Мои родители принимали активное участие в общественной жизни Вустера, и я росла с сознанием безусловной необходимости посещения поминок и похорон. Моя мать, женщина очень серьезная и столь же обидчивая, вела быстро пополняющийся список соседей, друзей и родственников, которые не пришли на поминки или похороны, где их ожидали увидеть.
Панихида проходила неподалеку, на улице Уотерман, через три-четыре квартала. Был ясный октябрьский вечер, небо вычистил холодный фронт, пришедший из Канады. Я разорвала прошлогодний пакет из химчистки, достала зимнюю куртку, как раз подходящую для таких церемоний, и быстрым шагом отправилась в назначенное место. Пришла за двадцать минут до начала.
Парковочная площадка была забита машинами и мини-вэнами, и я ожидала увидеть внутри толпу знакомых Барри и просто любопытных, прочитавших объявление в газете, однако там оказалось всего полдюжины человек. Трое из них постоянно отоваривались в магазине Мазурски.
Я побывала в десятке домов для панихид, и они все выглядели одинаково, будь то в Вустере, Бостоне или Провиденсе. Комнаты со стенами нейтрального цвета, высокими потолками, полированными столами и жесткими обшитыми стульями, подчеркивающими, что смерть сурова, какой бы разгульной ни была жизнь.
Первым делом я подошла к гробу и обрадовалась, что он закрыт и мне не придется вспоминать ужас, застывший на лице Барри, или думать, хорошо ли залатали дырку на лбу. Встав на колени перед гробом из красного дерева, я обратила внимание на аккуратно сложенный американский флаг. Мне хотелось запомнить Барри уважаемым ветераном-моряком, успешным бизнесменом и дальновидным человеком. И забыть о том Барри, который присвоил деньги благотворительного общества и обратился за помощью к уличным ростовщикам. Я закрыла глаза и произнесла три молитвы: одну за Барри, другую за его семью и третью за себя.
Потом я представилась сыну Барри, которого видела пару раз за работой в кондитерском отделе. Дрю было около двадцати пяти, и он унаследовал телосложение отца — вылитый моряк. Такие же, как у того, брови — низко посаженные и хмурые. Он взял мою руку в грубые ладони и поблагодарил за то, что я пришла проститься с его отцом. Голос его имел тот же тембр, твердый и очень знакомый.
Когда я произнесла свое имя, он поднял бровь. В глазах вспышкой мелькнуло понимание. Он прервал разговор матери с какой-то старушкой, видимо, бабушкой или тетушкой, и представил меня.
— Это журналистка, которая находилась в магазине, — сказал он.
Надин Мазурски наверняка была красивой женщиной, со стройной фигурой, темными блестящими волосами, завязанными сзади в хвост, и тонкими чертами. Однако в тот день ее лицо приобрело противоестественную бледность, и по глазам я поняла, что она держится на таблетках.
— Большое спасибо, что пришли, — сказала Надин, не глядя на меня.
Дрю не собирался закончить знакомство на этом. Он обнял ее, заставив посмотреть себе в глаза, и произнес уже громче, отчетливее, как ребенку:
— Она написала статью об отце в газете. В воскресной газете.
Что-то мелькнуло во взгляде Надин.
— Ах да, конечно. Прекрасная статья. — Она пожала мне руку. — Спасибо. Спасибо вам огромное.
Принося соболезнования, я заметила, что ее внимание переключилось на кого-то за моей спиной. Я понимала, какой туман сейчас у нее в голове, сама переживала смерть брата и отца. Наверняка Надин потом даже не вспомнит меня.
