— Аналитическая статья может подождать до понедельника, если ты хочешь…
Всю предыдущую неделю я вынуждена была отдыхать и бездельничать. И сейчас у меня других планов не имелось. Вот оно, бодрое начало, моя эмоциональная свобода. Дороти ждала ответа.
— Не беспокойся. Я справлюсь.
Было около десяти вечера, и я стояла в магазине Мазурски с салатом в одной руке и пакетом молока в другой. Уставшая от трудного дня, но довольная. С голени сняли швы, однако из-за растяжения лодыжки запретили бегать еще неделю. Поэтому я тратила всю энергию на работу и по-прежнему сомневалась, что смогу заснуть ночью.
— В твоей воскресной статье есть неточности, — вдруг раздался громкий голос Мэтта Кавано.
Я закрыла дверцу холодильника с молочными продуктами и повернулась.
Он стоял с дипломатом в руке в конце ряда. В тот день пошел первый снег, и снежинки таяли на его волосах и пальто из верблюжьей шерсти. Из-под расстегнутого пальто выглядывал галстук, значит, Мэтт возвращался из офиса.
— Ты не проверила цитату.
Меня охватила тревога. Две недели я потратила на исследование и тщательно перенесла из блокнота слова каждого, в особенности интервью с Мэттом. Я трижды проверила каждый факт, каждую фразу.
— Неужели? Что же там не так?
— Я не одобряю, когда лотерейные билеты бросают прямо под ноги, — сказал он, приближаясь. — Так весь город можно замусорить.
На лице появилась саркастическая улыбка, в темных глазах сверкнуло озорство. Вместе с облегчением я поняла, насколько мне важна положительная оценка Мэтта, не меньше, чем Натана или Дороти. Он должен видеть, что я способна написать все правильно.
Принимая шутливый спор, я достала из рюкзака диктофон.
— Все записано на пленку. Если хочешь, послушаем.
— Прямо здесь? — Мэтт оглядел пустой магазин так, словно вокруг были люди, которые могли нас услышать.
— Я убавлю звук.
Он протянул руку, будто за диктофоном, но вместо этого забрал салат. Поморщился, глядя на пластиковую коробку, и спросил:
— Ты каждый вечер ешь эту зелень?
— Почти.
Мэтт покачал головой, дивясь моим гастрономическим пристрастиям.
— Может, послушаем пленку за ужином? — предложил он и добавил, чтобы я все правильно поняла: — За настоящим ужином.
— Прямо сейчас?
— Судя по всему, у тебя нет других планов.
Он широко улыбался. Я могла бы обидеться, если бы не горькая правда замечания. Или если бы он не был со мной в одной лодке. Только что с работы. Один в пятницу вечером. Я беспечно пожала плечами с довольным видом и с надеждой, что Мэтт не видит меня насквозь и не заметит излишнюю легкость в походке. Затем положила пакет молока обратно в холодильник и медленно вернула салат — величайшее жертвоприношение.
Мэтт ждал меня у кассы, где полная женщина пробивала литровую бутылку минералки и пачку сигарет юноше, которому едва исполнилось восемнадцать. Мэтт не обращал на них внимания, он смотрел в окно на опускающийся на Уэйленд-сквер снег. Огромные снежинки растворялись на асфальте и ложились на траву.
— Готова? — спросил он, повернувшись ко мне, и бросил взгляд на кассу. — Разве ты не хочешь купить пару лотерейных билетов?
— Ты же знаешь, я чуть не стала миллионершей, — напомнила я.
— Да, кажется, об этом писали в газетах, — вздохнул Мэтт.
— Так, значит, разбогатеть все-таки возможно.
Мэтт прищурился: красочные лотерейные билеты обещали легкие деньги.
— Маловероятно, — отметил он. — Практически нереально.
— Кому-нибудь где-нибудь достанется крупная сумма, — обнадежила продавец флегматичным хриплым голосом, прямо как в рекламе на радио, запущенной для восстановления пошатнувшегося бизнеса. — Чтобы выиграть, надо пробовать.
— Верная мысль, — согласилась я.
Видимо, Мэтт испугался, что я полезу в рюкзак за кошельком. Он взял меня за руку и повел к выходу. Мы переступили порог магазина Мазурски, так ничего и не купив.
