а дедушка — нет. Он вернулся домой с войны и влюбился в неё при случайной встрече. Будучи награждённым ветераном, её родители приняли его. Он сэкономил, чтобы купить ей скромное обручальное кольцо с бриллиантом в один карат. Их простые обручальные кольца многое говорили о бабушке и о том, что деньги не управляли её жизнью.
— Не говори так.
В глубине души я не хотела верить, что это правда, пока не подумала о том, что говорили моя сестра и тётя Таша о том, что у меня нет наследства.
Она бросила на меня многозначительный взгляд.
— Я не глухая и не немая. Я слышу, как они разговаривают — как будто думают, что меня почему-то нет в комнате.
— Хорошо, что ты ещё не умираешь, — сказала я, ухмыляясь и нуждаясь увидеть её улыбку.
Она обхватила моими пальцами ожерелье и кольца.
— Если я чему-то и научилась за последние несколько дней, так это тому, что жизнь действительно коротка. Я не боюсь смерти. У меня была хорошая жизнь. Эти кольца так много значили для твоего дедушки и для меня, больше, чем деньги. Я знаю, ему было бы приятно, что я дарю их тебе.
Я подошла и крепко обняла её.
— Я люблю тебя, бабуля.
— Я люблю тебя, моя милая Джо.
Для меня не осталось незамеченным, что ей, казалось, стало легче дышать. Антибиотики, которые они ей дали, должно быть, хорошо помогали. Какие бы другие лекарства они ей ни давали, она была сонливой и быстро снова заснула.
Когда зазвонил мой телефон, я неохотно уступила своё место и вышла в коридор, оставив папу и тётю присматривать за бабушкой. Мои старшие сводные братья нанесли краткий визит. По крайней мере, они признали меня, и не совсем пренебрежительно.
— Алло, — сказала я, принимая вызов, как только вышла из комнаты.
— Привет, Джо, это Сюзанна.
Я была удивлена, когда она позвонила, хотя она была моей коллегой. Мы не были настоящими подругами, особенно потому, что она, как и другие стюардессы, была недовольна тем, что я почти два месяца работала в паре с капитаном Кэлом Клайном.
— Привет, — ответила я, нерешительно не уверенная, чего она может хотеть.
— Я звоню, чтобы узнать, не могли бы ты поменяться со мной местами и полететь за меня завтра.
Именно тогда я услышала это. Ее голос звучал несколько по-другому.
— Почему? — спросила я, хотя и так догадывалась.
— Я больна.
— У тебя закончился отпуск? — потому что это оправдание показалось мне неубедительной причиной для звонка.
— Не совсем. Меня не было всю неделю. Боюсь, если я позвоню ещё раз, это может повредить моему положению. Я просто подумала, что, если договорюсь о том, чтобы моё место было занято, у меня будет меньше проблем с отделом кадров.
Я не испытывала к ней неприязни, хотя она и её коллеги настаивали на том, чтобы исключить меня только из-за Кэла.
— Я надеюсь, что история с Кэлом не помешает нам быть вежливыми, — сказала она.
Я закатила глаза. Конечно, она так и сказала. Я получила серьёзную оплеуху из-за этих неудавшихся отношений.
— Кэл не имеет никакого отношения к моему решению. Дело в том, что моя бабушка в больнице. Я просто не могу оставить её прямо сейчас. Мне действительно жаль. Ты не можешь спросить кого-нибудь другого?
Я действительно чувствовала себя неловко, потому что её голос звучал ужасно.
— У меня есть, и единственные свободные люди уже в списке.
Имело смысл, что я буду её призывом «Аве Мария».
— Мне действительно жаль, — повторила я.
— Всё в порядке. Я приму какое-нибудь лекарство от простуды и пойду.
Она довольно быстро закончила разговор. Когда я вернулась в комнату, бабушка сидела, выглядя более сильной, чем, когда я только пришла.
— Я не умерла. И если ты берёшь на себя смелость делать выбор за меня, знай, что я в здравом уме и теле. Я могу внести изменения в своё завещание в любой момент.
Бабушка посмотрела на мужчину в углу, которого там не было, когда я уходила. Должно быть, он проскользнул внутрь, когда я разговаривала по телефону.
Тётя Таша бросила на меня уничтожающий взгляд, прежде чем раздражённо выйти из комнаты.
— Чарльз, — сказала бабушка. — Пожалуйста, запиши, что я подарила своей внучке свои украшения. Я не хочу, чтобы кто-то думал иначе. Джо, пожалуйста, покажи своему отцу и Чарльзу упомянутые украшения.
Я вытащила ожерелье из-под рубашки и протягивая кольца. Чарльз кивнул.
— Вы двое — мои свидетели.
Я засунула кольца обратно под рубашку и остаток времени провела в кресле, разговаривая с бабушкой, когда она хотела, и делая записи.
К вечеру бабушке надоело сидеть взаперти, и она потребовала, чтобы её выпустили. Доктор, наконец, сдался и сказал ей, что, если она по-прежнему не будет нуждаться в кислороде и у неё не поднимется температура, он выпишет её завтра.
— Ты не обязана оставаться, — сказала мне бабушка.
— Я не обязана, но хочу.
— Ты должна быть там, познавать жизнь. Со мной всё будет в порядке.
Хотя я хотела игнорировать голос в своей голове, я не могла не думать о Сюзанне. Она попросила об одолжении. И, по правде говоря, я была её последней надеждой, но это не должно иметь значения. Поступить правильно имело, и сбежать от моей тёти тоже было бонусом.
— Моя коллега, которая больна, попросила полететь вместо неё.
Улыбка бабушки была достаточным одобрением:
— Иди.
Вот так я обнаружила, что стою в кабине с Кортни и Ларой. У нас троих был общий Кэл. Я не думала об этом, когда водитель моего отца отвёз меня в дом моей матери, чтобы собрать небольшую сумку. Хотя я наконец-то переехала из её дома во Флориду, у меня там было несколько вещей, а также запасная униформа на всякий случай, для таких случаев, как этот.
Мне следовало знать, когда я согласилась заменить Сюзанну на рейсе, направлявшемся в Дубай, что был хороший шанс, что Кэл будет капитаном. Только моя голова была где-то в другом месте.
Когда этот мужчина сам поднялся на борт, он был не таким, как обычно, весёлым. Он, конечно, ухмыльнулся, но улыбка не коснулась его глаз. Как раз в тот момент, когда я подумала, что он пренебрежительно отнесётся ко мне, поскольку я была последним человеком, к которому он подошёл, он был там.
Его улыбка погасла, но слова были искренними.
— Прости меня, Джо. Ты заслуживала лучшего.
Затем он ушёл, оставив Лару и Кортни смотреть на меня, поскольку они заметили, что его приветствие длилось дольше, чем их.
Я отвернулась
