свою самурайскую армию. С этой армией он позже и отправился на штурм очередного замка. Интересно, что рассказы о том восстании во многом повторяют старинные сказания о самураях. Вышли они во время сильной метели – так и сорок семь ронинов отправились мстить, когда мела метель. Перед последней битвой Сайго Такамори – человек XIX столетия – вел себя как полагалось самураю: исполнял ритуальный танец, играл на лютне, пил саке со своими собратьями, то есть совершал ритуальные действия, словно полководец XVI века. Естественно, когда его войско проиграло, он совершил сэппуку.
Япония стала проводить очень быструю и удачную политику модернизации и европеизации. В течение первых лет правления императора Мэйдзи сословие самураев было упразднено. В конце XIX – начале XX века самураев несколько подзабыли, но в 1930-е годы, с усилением милитаризации страны (когда Япония в очередной раз начала покушаться на Корею и Китай), самурайское наследие – правда, в его худшем виде, – снова оказалось востребованным. Тем самым «белым тиграм» – мальчикам, покончившим с собой, – установили памятник на холме Иимори, где находятся их могилы. Муссолини, заключивший союз с Японией, пожертвовал для этого колонну из Помпеи, увенчанную римским орлом.
Самурайский культ постепенно начал возрождаться. После поражения Японии во Второй мировой войне жизнь людей существенно изменилась. И сегодня самураи с их кодексом, мечами, прекрасными стихами, доблестями – это, с одной стороны, часть поп-культуры (красивые, увлекательные, романтичные истории, которые хорошо продаются в виде фильмов, книг, игр и т. п.), а с другой – важная составляющая японского наследия, которую пытаются возродить консервативные милитаристические круги.
Удивительная попытка воскресить самурайские доблести – история выдающегося японского писателя Юкио Мисимы. Наверное, никто не рассказал о его странной жизни (и смерти) лучше, чем Григорий Чхартишвили, и потому мы закончим эту главу цитатами из его книги «Писатель и самоубийство»:
«Пьесы Мисима писал следующим образом: сначала – финальную реплику, потом весь текст, начиная с первого действия, без единого исправления. Так же поступил он и с пьесой собственной жизни. Когда финальный эпизод был придуман, остальное выстроилось само собой.
Вспарывать мечом хилое, жалкое тело, доставшееся Мисиме от природы, было бы надругательством над эстетикой смерти. Поэтому писатель пятнадцать лет превращал себя в античную статую, ежедневно по много часов проводя в гимнастическом зале. Добился невозможного – стал истинным Гераклом. Выпустил фотоальбом, позируя обнаженным в разных позах: пусть потомки видят, какой прекрасный храм был разрушен». (Слово «храм» здесь использовано не случайно, ведь знаменитая книга Мисимы – переведенная, кстати, Чхартишвили – «Золотой Храм» повествует о том, как был сожжен прекрасный буддийский храм.)
«Другое препятствие: харакири во второй половине XX века выглядело анахронизмом. Могли счесть сумасшедшим, а то и высмеять. Красота не терпит смеха, она возвышенна и трагична. И Мисима решил эту проблему с присущей ему обстоятельностью. Западник, светский лев и нигилист, он в последние пять лет жизни внезапно поменял убеждения: стал ревнителем национальных традиций, ультраправым идеологом, отчаянным монархистом. Задуманный финал предполагал массовку, роль которой была отведена членам “Общества щита”, студенческой военизированной организации, содержавшейся за счет писателя.
Оставалось только закончить главный труд – тетралогию “Море изобилия”. В день, когда Мисима поставил последнюю точку в четвертой части, он поставил точку и в своей жизни. Куда уж символичней». (В этот день Мисима попытался произвести военный переворот, который, конечно, был обречен на провал.)
«Спектакль получился дорогостоящий, со сценическими эффектами и огромным количеством зрителей. Без огнестрельного оружия, с одним только самурайским мечом, Мисима и четверо его юных помощников взяли в заложники коменданта одной из столичных военных баз. Потребовали собрать солдат, и писатель, писаный красавец в элегантном мундире и белых перчатках, подбоченясь, призвал воинов идти на штурм парламента. Над базой гудели полицейские вертолеты, за забором метались журналисты. Военные, разумеется, ни на какой штурм не пошли – и слава богу, потому что тогда Мисима просто не знал бы, как быть дальше.
Вполне удовлетворенный, писатель проклял утративших самурайский дух солдат, удалился во внутреннее помещение и взрезал себе живот. Всё было продумано до мелочей: мундир надет на голое тело, в задний проход вставлена ватная пробка [это тоже часть сэппуку, чтобы никакие газы не испортили ритуал], секундант стоял с мечом наготове. Правда, голова с плеч слетела лишь после четвертого удара, но в этом Мисима не виноват. Он сделал всё, что мог. И его рука, в отличие от руки бедного секунданта, не дрогнула – разрез на животе получился длинным и глубоким.
С того дня началась большая слава Мисимы. Он стал и, наверное, останется для мира Главным Японским Писателем».
Эта жуткая история гибели замечательного писателя Юкио Мисимы, с одной стороны, наверное, представляет собой странный спектакль, который мог прийти в голову лишь изысканному богемному литератору; но, с другой стороны, она свидетельствует о том, что наследие самураев продолжает жить. Может быть, в тех формах, которые вызывают у нас ужас, а не восторг (который мы испытываем, когда смотрим фильм о событиях XVI века). И, наверное, эту часть японской культуры всегда следует учитывать, когда мы размышляем о Японии.
Почему викинги пустились в путь по морям?
Что мы представляем, когда говорим о викингах? Огромный корабль – драккар – со страшной головой дракона, закрепленной на носу. На нем – злобные гиганты в рогатых шлемах, которые вот-вот высадятся на берег и начнут крушить всё на своем пути.
Однако эта картинка, скажем прямо, не совсем соответствует действительности. Во-первых, уже, наверное, общеизвестно, что рогатых шлемов у викингов не было: так их изображали романтически настроенные художники XIX века, и с тех пор подобный образ закрепился. Шлемы, кстати, они иногда носили войлочные, а не металлические – такие толстые шапки, которые тоже защищали голову. Во-вторых, рост. Сегодня жители Скандинавии и правда довольно высокие. Но так ли было во времена викингов, в период с VIII по XI век? Оказывается, нет. Когда-то я со своими учениками добралась на байдарках до Старой Ладоги – древнего перевалочного пункта на пути из варяг в греки. И археолог, который водил нас, спросил: «Знаете, какой средний рост человека, найденного здесь в захоронениях?» Конечно, все начали выкрикивать: «Два метра! Метр девяносто!» А он ответил: «Метр сорок четыре». Настоящий гном – Гимли, сын Глоина из «Властелина колец».
Это, конечно, странная цифра, с тех пор я ее нигде не встречала. Считается, что средний рост викинга – метр семьдесят. Тоже не гигант по сегодняшним представлениям. Очевидно, они отличались очень широкими плечами – логичное предположение, если
