развороте было четыре фотографии — студийные портреты военного, три — крупным планом, и один — в полный рост, с саблей и в каске, похожей на пожарную. Слегка закрученные вверх — а ля Пикассо — усы, «орлиный», устремленный «в грядущее», взгляд…Эдвард поднял разочарованный взгляд на правнука — и встретил понимающую улыбку.
— Мой прадед был военным по призванию… Кроме таких вещей, как наступление, отступление и обход с фланга, его еще интересовало, разве что, все то, что касалось его семьи. Поэтому, — заключил Баумшаллер — младший, захлопнув альбом, — иероглифами он считал любые символы, которые не были похожи на буквы.
Чехович попытался было решить, надо ли ему высказать свое сочувствие по этому поводу, но не решил, и в замешательстве произнес только:
— Н-ну и?..
— Уж не знаю, кто ему объяснил, что это не иероглифы, а шифр и что самой книге никак не меньше нескольких сотен лет — продолжил Франц Баумшаллер — но когда он это понял, то загорелся идеей расшифровать манускрипт.
— То есть, все-таки, заинтересовался? — не сдержался Эдвард.
— И стал искать специалиста, который мог бы это сделать — продолжил старик, кивнув вместо ответа. Он замолчал, то ли задумавшись о чем-то, то ли что-то вспоминая, затем сказал уже другим голосом:
— Знаете, то, как он искал и нашел человека, который мог бы расшифровать рукопись, — история сама по себе очень интересная.
Чехович молчал, ожидая продолжения.
— Он рассказал про эту книгу одному своему другу из генерального штаба. И тот сказал, что есть, мол, у них один человек, работающий переводчиком в русской армии… Ну, в общем, — «крот», как это у них называется. И этот человек является известным криптографом, и в том числе, занимается расшифровкой перехваченных сообщений… В общем, через этого своего друга прадед связался с этим человеком, которого звали Владимир Кривош.
— Кривов?
— Кривош. Он по происхождению был не то чех, не то словак. В общем, прадед переслал ему копии нескольких страниц книги, и Кривош тут же сообщил ему, что это — рукопись Камиллы Анежской…
— Погодите, погодите — остановил старика Чехович, — а он-то откуда это знал?
— Ну, он же был криптограф, занимался такими делами. Наверное, знал эту кухню.
— Дело в том, что до того момента, как ваш прадед нашел этот манускрипт, его видели всего четыре человека — сказал Чехович. Включая саму Камиллу. И все они были современниками, жили в начале пятнадцатого века.
Франц Баумшаллер пожал плечами:
— Я вам рассказываю то, что знаю.
— Ну, хорошо. Что же было дальше?
— Дальше как раз и было самое интересное — сказал Франц, улыбнувшись. Сначала русские арестовали Кривоша — по подозрению в шпионаже. Потом наши — друга прадеда из генштаба. А потом пропал и сам мой прадед. Бесследно.
— Но он же пропал, когда уже началась война — на войне часто пропадают без вести…
— Да, но его армия еще не вела боевых действий, она начала их только четвертого августа. А он исчез второго. Не знаю, были ли все эти события связаны с той книгой или это просто совпадение? — заключил Баумшаллер-младший.
— Вы сказали — «бесследно». То есть, его искали? — после некоторой паузы спросил Эдвард.
— Конечно. Сохранился даже рапорт командира его части вышестоящему начальству, в котором говорится о его пропаже и о том, что поиски не дали никакого результата.
— То есть, можно предположить, — сказал Чехович — что его исчезновение не было связано с арестом?
— С арестом — точно нет — подтвердил старик.
— А он не мог бежать, предвидя арест?
Баумшаллер пожал плечами: — Теоретически — мог. Но тогда он наверняка связался бы с женой после этого, как-то дал бы ей знать. Я ведь говорил, что в жизни его интересовали только две вещи — военное дело и семья. А он просто исчез. Как это говорят у русских?.. — И Франц Баумшаллер неожиданно произнес по-русски, с сильным акцентом:
— Ни слуху, ни духу.
— А что же стало с рукописью? — задал, наконец, Чехович главный вопрос.
Баумшаллер тяжело вздохнул — как будто Чехович был судьей, перед которым он собирался сейчас признаться в преступлении.
— Его жена… его вдова продала ее после войны.
Чехович почувствовал, что ему стало трудно дышать.
— Кому?
Видите ли, — вкрадчивым голосом начал старик, — мой прадед был высокопоставленным военным и получал хорошее жалованье. Он содержал всю семью — жену и двоих детей. И купил дом… Поэтому после его смерти… или пропажи она очень нуждалась. Шла война и найти работу, тем более, женщине, было очень трудно. Да и специальности у нее никакой не было. Рукопись была ей не нужна, но продать ее тоже оказалось невозможным — во время войны, знаете ли, всем не до таких глупостей, как средневековая рукопись. Так что, всю войну ей с детьми пришлось жить на те сбережения, которые оставил Курт. А когда война закончилась и жизнь начала постепенно входить в прежнее русло, она нашла покупателя на эту книгу — какого-то богатого американца, коллекционера подобных древностей.
— А имя этого американца?.. — Чехович подумал мельком, что так, наверное, чувствует себя овчарка, взявшая след, и от нетерпения и предвкушения не заметил, как перешел на язык следователя на допросе. Но Франц Баумшаллер только покачал головой.
— Но ведь средневековая рукопись — не пара поношенных ботинок, которые можно продать на «толкучке»!.. — в отчаянии воскликнул Эдвард. — То есть, на рынке — спохватившись, тут же поправился он.
— Насколько я знаю, в те времена примерно так оно и было — равнодушно ответил старик. — Да и сейчас подобные сделки между частными лицами редко оформляются официально.
— Но ведь она наверняка искала покупателя, который был бы заинтересован и в состоянии купить рукопись. — Чехович пытался «ухватиться за соломинку». — И нашла его. Должна же она была хоть что-то о нем знать?.. Но собеседник только улыбнулся и снова пожал плечами:
— Возможно, она и знала, но я — нет…
«Как песок сквозь пальцы» — с досадой подумал Эдвард, выйдя от Баумшаллера. На этот раз, след рукописи, кажется, оборвался окончательно. Он прошел пешком несколько кварталов, не зная, куда себя девать — самолет только вечером, а гулять по Вене, осматривая ее красоты, настроения не было, да и видано все это уже много раз…
Чехович присел на скамеечку в подвернувшемся ему по дороге маленьком скверике — тихо, безлюдно… Подумал — подходящее место для самоубийства… Посидев так какое-то время, словно в забытьи, он достал диктофон, отмотал немного запись.
Пуск.
«…по подозрению в шпионаже. Потом наши — друга прадеда из генштаба. А потом пропал
