касались, плыли за лошадьми, слегка притопленные.
— Продолжать движение, — распорядился фараон, — лагерь теперь разобьём у самого Кадеша. Здесь дождёмся остальных, включая и Урхийю, а тогда уж решим, куда дальше идти и где ставить силки на боязливого Меченру.
— Да живёт вечно Величайший! — вскинулся Анхореотеф так, что золотые мухи на его груди встревоженно звякнули.
Переправа протянулась от рассвета до полудня и только к вечеру воинство «Амен» подошло к Кадешу, обойдя его с северо-запада. Встали за небольшой речушкой, почти ручьём, вновь развернули шатры.
Здесь Рамсес намеревался ждать подхода остальных сил и разместился со всеми удобствами. Но едва сгустились сумерки и фараон собрался отдохнуть с одной из походных наложниц, как в первом отделении шатра, за пологом, прозвучал встревоженный голос Хранителя Покоя:
— О Величайший! Соблаговоли принять меня без промедления!
— Что случилось? — раздражённо спросил Рамсес.
— Беда!
Фараон с сожалением оторвался от наложницы и вышел к Верховному Хранителю.
— Они солгали! — быстро произнёс Анхореотеф, склонившись.
— Кто?
— Эти шасу. Они солгали. Меченра не в восьми днях пути, он здесь, у Старого Кадеша!
— С чего ты взял? — фараон ощутил, как по спине пробежал холодок.
— Только что поймали двух лазутчиков. Они поначалу пытались запираться, но допроса с пристрастием не выдержали. Меченра у Кадеша! И наблюдает за нами со вчерашнего дня. А может и раньше!
Рамсес почувствовал слабость в ногах, однако замешательство его длилось недолго. Трусом молодой фараон не был, и в панику не ударился.
— Анхореотеф, надо срочно поторопить воинства «Ра» и «Птах». Пусть идут скорее!
Колесницу в ночь по плохо знакомому полю посылать было безумием. До первой кочки доедет. Лучшим скороходом из тех, что состояли при походном дворе фараона, был кравчий, уроженец знойного Куша. Неутомимый в беге, он умчался к броду, где стоял лагерем отряд «Ра». В лагере «Амен» увеличили число бодрствующей стражи, воинам строго наказали смотреть в оба, разожгли вдвое больше костров, чем требовалось.
Фараон до самого утра не сомкнул глаз, возносил молитвы отцу своему, Амену Сокрытому о благополучном возвращении старших сыновей, ибо мальчики ехали с воинством «Ра», под началом военачальника Небмехита. Рамсес распорядился удалить их от себя, дабы не привыкали к привилегиям своего положения. Он сам с малолетства разделял лишения службы своего отца, ещё до воцарения деда.
* * *
— Брат! Они так подставились, я даже мечтать не мог! — Хаттусили впечатал кулак в стол и костяные фигурки воинов на карте испуганно подпрыгнули, — не иначе, за отцово благочестие и тебя боги одаривают!
— Будто я сам мало молил, — усмехнулся Муваталли, — будто я мало их кормил.
— Твоя правда, Солнце, — поддакнул Хамитрим.
— Кто же поведёт первую рать? — спросил «главный виночерпий» Сапарта.
— Видишь, как рвётся в бой? — улыбнулся царь, указав на брата, — он и поведёт.
На этом совете в Старом Кадеше, полузаброшенном, лишённом стен поселении к северо-востоку от Кадеша Нового, никаких особенных изысков воинского искусства никто не высказал. Тут и тому, кто совсем обижен умом всё ясно — мицрим сами себе присудили быть разбитыми. Ну кто ещё, как не боги несили надоумили этого царственного глупца разделить войско так, что никаким чудом ни одна из частей его не поспеет на выручку другой, буде ту станут избивать?
И обсуждать здесь нечего — как проследует «Амен» к Кадешу, да как выйдет «Ра» на равнину, так и надо именно это срединное воинство и бить первым делом.
За такой план все военачальники проголосовали почти единогласно. Засомневался только Алаксанду.
— А если не удастся с налёта срединное войско побить? — спросил приам, — если провозимся и два других в клещи нас возьмут?
Кое-кто из военачальников при словах этих возроптал. Царь Вилусы поймал несколько косых взглядов.
— Не бывать тому! — воскликнул Хамитрим.
Алаксанду только головой покачал, как видно с сомнениями не расстался.
— Побьём, достойнейший, не сомневайся, — сказал Хаттусили.
— Встанешь в этом лесочке, — сказал Муваталли брату, — возьмёшь воинов Верхней Страны, своих горцев и…
— Дозволь и нам участвовать в сём деле, великий царь, — подал голос Алаксанду, коему не понравилось, что его, видно, уже записали в трусы.
Лабарна повернулся к нему, прищурился, будто оценивал, потом посмотрел на Сапарту. Тот пожал плечами.
— Да будет так.
— Не подведём, великий царь.
Сапарта усмехнулся, а Хамитрим скривил губы.
— Хамитрим, — сказал лабарна родичу, — добавишь Хаттусили колесниц до тысячи.
— Будет исполнено, — коротко поклонился главный конюший.
— Выдвигаться следует начать на рассвете. Мицрим к полудню до этой рощи дотопают.
— Брат, — спросил Сапарта, — думаешь отряд «Амен» ничего предпринимать не будет?
За лабарну ответил Тур-Тешшуб, коему разрешалось брать слово вперёд царя и без особого дозволения:
— Первым не станет, будет ждать остальных. Но когда Рамсес узнает о нападении на «Ра», то, скорее всего, пойдёт на выручку.
Муваталли согласно кивнул.
— Вот тут мы переправимся и в спину ему ударим. А если «Птах» шустрее окажется, то ударим по нему. Потому основные силы будут здесь ждать.
Алаксанду снова поджал губы и негромко проговорил:
— А переправляться-то не быстро…
Его услышал только Талми-Саррума, царь Халепа. Усмехнулся.
— Все свободны, — прекратил совет Муваталли, — всем готовиться.
Едва Хаттусили вышел из шатра, Урхи-Тешшуб тут же последовал за ним. Но не успел он сделать и пары шагов, царь остановил его:
— Останься подле меня.
Едва остальные удалились из шатра, царь сказал сыну:
— Тебе в сражении участвовать не дозволяю. Останешься здесь.
Урхи-Тешшуб вздрогнул так, будто пощёчину получил.
— Отец, за что?! Я не понимаю… — неуверенно проговорил он.
— Что тут непонятного? — удивился Муваталли, — ты мой единственный сын, других наследников я не имею и рисковать твоей жизнью сейчас считаю неразумным. Останешься тут, другие воевать будут.
Царь отвернулся, считая разговор законченным. Сын подавлено молчал и не двигался с места. Муваталли снова посмотрел на него:
— Ты ещё здесь?
Урхи-Тешшуб поджал губы и осмелился возразить. Кажется, впервые в жизни:
— Отец! Великий царь! Позволь мне! Мой дядя и его воины идут добывать славу, а я остаюсь здесь. Они вернутся, и все будут восхищаться ими, а я…
— До тебя, что с первого раза не доходит, что ли? — царь поднял взгляд вверх, — Вурусема, госпожа моя, за что же ты меня так наказываешь?
Снова взглянул на сына.
— Ума, что ли царица небесная для тебя пожалела?! Здесь тебе стоять, до самого окончания! За славой они пошли! Восхищаться ими будут, когда вернуться! А все ли они вернуться, про то ты подумал?
Муваталли, как обычно, хотел отмахнуться от сына, но понял вдруг, что будет это ошибкой. Взяв себя в руки, он продолжил уже спокойным тоном:
— Истинный правитель должен наперёд просчитывать, на несколько шагов, всё взвешивать
