есть в твоей голове и никуда от них не деться, они твои. А вот сейчас, мой голос в моей голове, но не принадлежит мне. Но это меня отчего-то не смущает, этот голос велит мне свершать великое и я повинуюсь. Я достала из кармана ветровки свечу, бумагу и хлеб, разделась до гола и села на сырую землю.
Я взмахнула рукой над свечой, и та загорелась синим пламенем, подул ветер, но огонь не погас. Я удовлетворенно улыбнулась и начала бормотать слова, что плыли перед моими глазами.
«Черная ночь, проклятая свеча,
Я схороню вас всех сгоряча.
Кровью залью, образ закопаю,
Все потому, что вас проклинаю.
Черти ада, пошлите расплату,
Сильную порчу слабым гадам.
Воском горячим сожгу ваше тело,
Чтобы в аду оно ярко горело.
Как только свечи погаснут уныло,
Будет в душе вашей очень тоскливо.
Как только сверток могиле предам,
Вы очень скоро окажетесь там.
Аминь! Аминь! Аминь!»
Я держала сверток бумаги над свечой и сказанные мной слова появились на бумаге. Я завернула в сверток воск от свечи и мякиш хлеба.
— «Всё верно, иди спать, никому ни слова» — Слова женские. Я закрыла глаза, я знаю этот голос. Открыв глаза, я уже стояла возле дверей бабушкиного дома, я повернула ручку и дверь распахнулась, хоть та и была закрыта. Теперь для меня все замки открыты.
Я проснулась сквозь жуткую боль, словно острое стекло впивается в голову. Что-то густое стекало по лицу, я не могла открыть глаза. Скрежет в ушах, острая боль в голове, жжение в глазах. Я что, умираю? Собрав все силы, я спрыгнула с кровати и врезалась во что-то, то треском разбилось. Противясь необъятной все прожигающей боли, я открыла глаза. Комната поплыла, на полу лежали крупные осколки от разбитого мною зеркала, я стояла на них, ноги все в крови, руки в крови. Вглядываясь в свое отражение в одном из осколков, я ужаснулась. Мои белки покраснели, лицо серое, вены на висках вздулись, а из ушей идёт кровь. Снова резкая боль в голове, я согнулась пополам и смогла расслышать то, отчего кровь полилась из ушей. «Кукареку» — и я не в силах больше выдержать это, выбежала на улицу. Хотелось выть от боли.
— Мирослава! — Это бабушка! Её голос, как обезболивающее на миг снял ту невыносимую боль, но через секунду петух снова закукарекал, и я пронзительно закричала от боли, зажимая ладонями окровавленные уши.
— Убей его! — Взревела я не своим голосом. — Убей петуха! — Я охрипла и испугалась своего голоса, он был гортанным и словно не принадлежал мне.
Я бежала, не чуя ног, подальше от этой боли. Бежала так быстро что ветер не давал мне сделать вдох. Я остановилась перевести дыхание. Боль мигом пропала словно ничего и не было, о ней напоминали лишь кровоподтеки. Я оглядела кровавые ступни, из которых торчали осколки зеркала. Боли нет. Что это было? Я огляделась вокруг, я в поле, близится рассвет, изо рта идёт пар, на улице холодно, но я ничего не чувствую.
— Мадмуазель, это должно быть ваше?
Я обернулась и увидела перед собой маленького уродливого карлика. Он еле доставал мне до пупка, сам горбатый с косым глазом, волосы растут с плешью. Я окинула его взглядом сверху вниз и к удивлению, заметила у него копытца как у козленка.
— Ты кто такой? — Поинтересовалась я, не спуская с него глаз, дураку понятно нечисть какая-то.
— Я анчутка, а по имени как изволите сами называйте. — Он улыбнулся и протянул мне одежду, ту, что ночью я оставила у дуба. Я вздохнула, вспоминая, что так ничего не надела, опустила глаза, и вправду совершенно нагая, вот же блин! Не благодаря я забрала у него одежду, не густо конечно. Шорты, майка и ветровка, даже обуви нет. Я осмотрелась, вот же занесло, неизвестно где мой дом. Ну как всегда делала я в таких ситуациях, шла на церковь её со всех концов видно. Вот и сейчас пойду. В кармане лежал сверток бумаги, тот самый. Голос велел молчать об этом. Ночью надо его закопать на могиле.
— Ты мне просто так из вежливости это передал?
— Всегда рад услужить госпоже.
— Я не госпожа.
— Ваша прабабка была моей госпожой, я думал, что и вам я пригожусь.
— А вот и нет — я подошла к нему поближе. — Проваливай! — Он выпучил глаза и тут же испарился в воздухе. Чудеса.
Я шла по высокой траве, почему я прибежала именно туда, где ничего не сеют, не лучшее удовольствие пробираться сквозь траву босиком. Я остановилась, вспоминая как быстро я здесь оказалась, словно за секунду добежала, может и сейчас попробовать? Бежала я не долго, от силы километр, но запыхалась как на уроке физры. Тогда меня словно неведомая сила уносила подальше. Я что всегда так на петухов буду реагировать? Если так, то не сладко мне придется. Вдалеке показались какие-то темные овраги, я подошла поближе и раскрыла рот. Передо мною лежало целое поголовье коров. Штук пятьдесят, наверное, и все замертво закатили глаза. Несколько мужчин стояли поблизости и нервно курили.
— Эй кто там? — Крикнул мне тот, что пониже ростом и в беретке, на вид лет тридцать.
— Здравствуйте. — Я подошла к ним.
Другой оказался совсем дедушкой и завидев меня выпучил глаза и громко ахнул.
— Деточка что же с тобой? — Старик заботливо погладил меня по голове. — Кто с тобой это сделал? — Черт я же вся в крови, хорошо одежду накинуть успела!
— А, да не переживайте, с друзьями гуляли, выпили и поехали кататься. — Я проглотила слюну, на секунду замолкая что бы дальше придумать свою «правдивую» историю. — Я по пьяни выпала и уснула, а они похоже и не заметили, что меня нет.
— Ой тьфу на вас малолетки проклятые! — Выругался что по моложе. — А если бы ты померла? — Я пожала плечами. — Садись довезу. — Позади него стоял старый мотоцикл с люлькой.
— А что с коровами?
— Черт его знает — поджимая губы ответил старик. — Подохли в раз. Ээй — горько протянул он — жалко, как, на что жить то теперь, измор какой их всех взял! Ну ничего сейчас милиция приедет, разберемся.
— Полиция. — Поправила я.
— О, гусар какой! — Усмехнулся дед. — Садись давай в люльку. Петька, довези её до дома и сразу ко мне!
Через пятнадцать минут Петька довез меня до дома и с грохотом мотора скрылся.
Бабушка сидела на мосту, на полу была кровь и отрубленная голова петуха.
— Молодец — похвалила я.
— Мира… — Бабушка протянула
