Могущественный, богатый, симпатичный молодой миллиардер. С миллиардами.
— Мне знакомо это слово. Тебе не обязательно постоянно это повторять. И я понятия не имею, сколько у него денег. Я не проводила судебно-медицинскую экспертизу.
— Поверь мне, так и есть.
— Отлично. И?
— И тебе стало скучно.
— Деньги — это не то, что делает мужчину интересным. Этого даже нет в моем списке. Перестань корчить мне рожи.
— Позволь мне внести ясность. Ты встречалась со Ставросом, потому что считала его симпатичным?
— Как это возможно, что ты говоришь об этом так, будто это какой-то недостаток морали или что-то в этом роде?
— Я просто не понимаю этого. — Деклан качает головой. — Он чертовски богат.
— Судя по всему, ты тоже. Это также не делает тебя интересным.
Судя по выражению лица, Деклан не может решить, удивлен он больше или обижен.
— Ты хочешь сказать, что я тебе не интересен?
— Ты мне примерно так же интересен, как рыбка кои. Старая рыбка. С проблемами пищеварения и неисправным плавательным пузырем.
Теперь Деклан возмущен. Его лицо краснеет. Боже, как же это приятно. Просто чтобы воткнуть нож поглубже, я добавляю:
— К тому же, ты даже не умеешь целоваться. — Его взгляд горит огнем. Его челюсть сжимается.
Он рычит:
— Поверь мне, я знаю, как, черт возьми, целоваться.
— Конечно, знаешь. В другой раз, в другой день.
Когда я улыбаюсь на очередной приступ его неконтролируемой ярости, Деклан бормочет:
— Чертова маленькая всезнайка.
Затем он хватает мое лицо обеими руками и прижимается своими губами к моим.
14
ДЕКЛАН
Знаю, это плохая идея, но у этой женщины сверхъестественная способность точно знать, что сказать, чтобы надавить на мои кнопки.
ФБР должно нанять ее в группу по допросу террористов. На земле нет ни одного мужчины, чью волю к жизни она не смогла бы сломить.
Держа Слоан за голову и игнорируя тихий возглас удивления, я глубоко вонзаюсь в ее рот. Сладкий, мягкий, теплый рот.
Ее восхитительные, женственные, невероятные губы, чью привлекательность превосходит только ощущение пышных сисек, прижатых к моей груди. И легкая дрожь, пробегающая по ее телу, когда углубляю поцелуй. И, может быть, то, как напряжение в ее теле начинает таять, пока Слоан не прижимается ко мне, перенося на меня вес и откидывая голову назад, когда мой язык скользит по ее.
Когда Слоан обвивает руками мою шею и вздыхает от удовольствия, из моей груди вырывается победный рык.
Не умею целоваться, да чтоб меня.
Я обнимаю ее одной рукой за спину, другой — за талию и притягиваю ближе. Она идеально прилегает к моему телу, мягкая везде, где я тверд. Податливая везде, где касаются мои пальцы. И изгибы во всех нужных местах.
Желание повалить Слоан на пол и трахать до тех пор, пока она не начнет выкрикивать мое имя, настолько сильно, что потрясает до глубины души.
Я отстраняюсь, тяжело дыша. Она тоже тяжело дышит. Какое-то мгновение мы стоим молча, наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга, сердца бешено колотятся, пока Слоан не облизывает губы и хриплым шепотом не произносит:
— Пять из десяти.
— Чушь собачья. Это был лучший поцелуй в твоей жизни, и ты это прекрасно знаешь.
— Я думаю, ты можешь лучше.
Слоан притягивает мою голову вниз и прижимается своими губами к моим.
На этот раз поцелуй более медленный. Мягче, но почему-то глубже. Он продолжается и продолжается, становясь все горячее и голоднее, пока Слоан не начинает извиваться напротив меня, а член не превращается в пульсирующий стальной прут.
Я прижимаюсь восставшим стволом к ее лону. Из глубины горла Слоан вырывается тихий стон. Когда отрываюсь на этот раз уже я, тяжело дышу и у меня более чем слегка кружится голова.
Слоан открывает глаза и смотрит на меня снизу вверх. Щеки раскраснелись, губы влажные, она выглядит потрясающе. Сатана хорошо поработал, когда создавал ее.
— Шесть, — выдыхает она. — Давай, гангстер. Только не говори мне, что это все, на что ты способен.
— Это была гребаная десятка. И ты здесь не главная.
Слоан поддразнивающе говорит:
— Ты продолжаешь это повторять, но не уверена, кого ты пытаешься убедить в этом — меня или себя.
Я запускаю руку в волосы Слоан, другую прижимаю к мягкой ягодице и, удерживая ее голову ровно, снова целую и не останавливаюсь, пока Слоан не прижимается тазом к моему и не мяукает, как котенок.
— Десять, — рычу я ей в губы.
Не открывая глаз, она еле слышно произносит:
— Семь с половиной. И это проявление великодушия.
Когда я отпускаю поток яростных ругательств на гэльском, Слоан смеется. Смех выходит низким, приятным и столь же сводящим с ума, сколь и сексуальным. Мое сердцебиение учащается, я прижимаюсь губами к ее уху.
— Тебе нравится жить в опасности, не так ли, девочка?
— Живи опасно, и ты будешь жить правильно.
Я отстраняюсь и удивленно смотрю на нее.
— Гете? Теперь ты цитируешь гребаного Гете?
Слоан улыбается.
— Только потому, что у меня симпатичное личико, еще не значит, что у меня мозг размером с горошину. — Затем она отталкивает меня, упирает руки в бока и бросает на меня взгляд, полный ледяного презрения, которым могла бы гордиться любая королева.
— О. Я только что вспомнила.
— Что?
— Я ненавижу тебя.
Мы пристально смотрим друг на друга. Слоан спасает от перспективы быть придушенной трель моего телефона. Когда я вижу номер на экране, протягиваю ей телефон и рявкаю:
— У тебя тридцать секунд. — Затем разворачиваюсь и ухожу, тяжело выдыхая и проводя дрожащей рукой по волосам. Пытаюсь взять себя в руки. Мне не следовало вынимать кляп у нее изо рта.
— Привет? Нат! О боже, я так волновалась за тебя. — Позади меня Слоан замирает, прислушиваясь. Потом смеется. — Я? Не смеши! Ты же знаешь, я всегда приземляюсь на ноги. — Еще одна пауза. — Да, я уверена, что это выглядело плохо. Но камеры слежения делают все еще хуже. На самом деле все было гораздо менее драматично… Да, я действительно ударилась головой. Да, все стреляли друг в друга, но… О, детка. Я в порядке. Честно. — Слоан слушает некоторое время, затем твердо говорит, — Натали. Вдохни и выдохни. Меня никто не принуждал. Меня не расчленяли. Меня похоронили не в неглубокой могиле.
Я смотрю на нее через плечо с горящими от злости глазами.
Слоан корчит гримасу и пренебрежительно машет рукой в воздухе, как будто я веду себя глупо.
— Нет, нет, со мной обращаются очень хорошо. Нет, прямо сейчас у него нет пистолета, направленного мне в голову.
