Серьезно… — В ее глазах появляется новое выражение. В нем сквозит хитрость и уверенность, и это беспокоит меня. — Ну, если тебе так уж хочется знать подробности, он уже наполовину влюблен в меня. — У меня отвисает челюсть. Слоан смеется в трубку. — Верно? Бедный парень. Он был конченым человеком с нашей первой встречи.
Знаю, Слоан просто пытается разозлить, но это именно то, что она сказала о Ставросе. Кажется, я сейчас что-нибудь сломаю. Может быть, ее коленные чашечки.
Я направляюсь к Слоан, протягивая руку за телефоном, но она отступает, отмахиваясь от меня, как от надоедливой мухи.
— Нет, скажи Кейджу, чтобы он этого не делал. В этом нет необходимости.
Я останавливаюсь в шаге и смотрю на нее сверху вниз, резко выдыхая. Я бы выхватил у нее телефон, но упоминание Кейджа заставляет меня колебаться. Хочу услышать, к чему выведет этот разговор. Понять, что он запланировал.
Слоан спокойно смотрит на меня, глядя прямо в глаза, когда говорит:
— Деклан никогда бы не причинил мне вреда, вот почему. Даже если бы захотел. Что он обычно и делает. Откуда я знаю? — На ее губах играет мягкая улыбка. — Потому что он дал мне слово.
Я говорил, что солгал. Слоан высовывает язык.
— А теперь послушай, Нат. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня. Скажи своему парнишке, чтобы отозвал кавалерию. Скажи, что Деклан хочет сесть и разобраться во всей этой истории с войной. Скажи ему, что…
Я выхватываю у нее телефон, прикрываю трубку рукой и рявкаю:
— Какого черта, по-твоему, ты делаешь?
Слоан бесстрашно встречает мой разъяренный взгляд.
— Спасаю твою задницу, гангстер.
— К твоему сведению, мой зад не нуждается в том, чтобы его спасали.
— Возможно, ты изменишь свое мнение, когда услышишь, что Кейдж назначил награду в тридцать миллионов долларов за твою голову за мое похищение. Та из семей, которая пришьет тебя первой, получит деньги, а также восстановит доступ к доставке и беспрепятственному распространению. — Слоан одаривает меня самодовольной улыбкой. — Еще тридцать миллионов тому, кто вернет меня в целости и сохранности в Нью-Йорк. Так что теперь ты — единственный, у кого мишень на спине. Забавно, как быстро может измениться эта игра, не правда ли?
Когда я просто смотрю на Слоан, взбешенный ее высокомерием, она вежливо говорит:
— Расскажу тебе об этом позже, но сейчас, могу я вернуться к телефонному разговору, если ты не против?
Я поднес телефон к уху. Глядя Слоан в глаза, я говорю:
— Скажи Казимиру, что если он не отменит оба вознаграждения в течение часа, изуродованное тело Слоан будет подброшено к порогу его дома к полуночи.
Я отключаюсь и свирепо смотрю на Слоан. Она складывает руки на груди и сердито смотрит в ответ.
— Это было неразумно.
Кипя от злости, я тихо говорю:
— Ты понятия не имеешь, в какую игру здесь играют, девочка. Ни малейшего понятия. Ты абсолютно, блядь, невежественна. И, сказать по правде, мне надоело слушать, как ты открываешь этот чертов рот.
Я засовываю телефон в карман пальто и, когда начинаю возиться с узлом на галстуке, она отступает, качая головой.
— Не смей даже пытаться заткнуть мне рот, гангстер. — Я срываю галстук и направляюсь к ней. — Предупреждаю тебя! — кричит Слоан, отшатываясь назад. — Я надеру тебе задницу!
Я делаю выпад. Слоан вскрикивает и разворачивается, чтобы убежать, но я слишком близко. Хватаю ее за шиворот и прижимаю к груди.
И мне прилетает за этот выпад ее каблук прямо на ступню. Тяжелый удар. Хороший. Но нужно гораздо больше, чтобы остановить меня, когда выхожу из себя.
И я наконец-то потерял самообладание. Честно говоря, чудо, что продержался так долго.
Я толкаю Слоан лицом вниз на кровать. Извиваясь, как зверь в клетке, Слоан брыкается и кричит, когда оседлываю ее. Она в ярости, что не может сдвинуть меня с места. Когда заламываю ей руки за спину, она ударяет пяткой и попадает мне прямо в почку.
Я забываю о желании запихнуть галстук в горло Слоан и вместо этого обвязываю его вокруг ее запястий.
Наказание, которое собираюсь применить, не требует ее молчания.
Слоан кричит. Взбрыкивает, как дикий бык, пытаясь сбросить меня с себя. Я понимаю, что она терпеть не может того, что не контролирует ситуацию, почти так же сильно, как ненавидит проявлять что-либо, отдаленно похожее на слабость.
Мне доставляет глубокое удовлетворение то, что я подвергаю ее и тому, и другому.
— Да пошел ты со своим самодовольным смехом! — кричит Слоан.
— Давай, чертовка. Разве не ты грозилась надрать мне задницу? Пока что я ставлю тебе пять баллов из десяти.
— Придурок!
— Только не говори мне, что это все, что у тебя есть. Я думаю, ты можешь добиться большего в этом.
Расстроенная тем, что бросаю ей в ответ ее же слова, Слоан издает крик. Она кричит громче, когда снова смеюсь.
Я сажусь на край кровати и сажаю ее к себе на колени, удерживая одной рукой за шею сзади, а другой за бедро. Делать это нелегко. Слоан упорно сопротивляется мне. И сильнее, чем кажется. Я должен отдать ей должное за это. Но она не может сравниться со мной по силе, как бы упорно ни сопротивлялась мне.
Я стягиваю ее нижнее белье — мое нижнее белье — до середины бедер и наношу серию резких, жалящих ударов открытой ладонью по ее голой заднице.
Слоан втягивает воздух, спина напрягается.
— Ты заслуживаешь всего этого, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — И каждый, кто придет за тобой.
Я шлепаю ее снова и снова, пока ладонь не становится горячей, а попка Слоан — ярко-красной. Я так поглощен тем, что делаю, что не замечаю, что Слоан больше не сопротивляется. Она лежит неподвижно, прижавшись щекой к матрасу с закрытыми глазами, и дышит так же тяжело, как и я.
И дрожит. Все ее тело бьет мелкая дрожь. А мой член тверд, как камень.
Через мгновение Слоан прерывисто шепчет:
— Три из десяти.
Это вызов. Мое дыхание рвано вырывается из груди. Я смотрю вниз на ее обнаженную задницу, упругую, круглую, вишнево-красную, и меня почти одолевает дико сильное желание взять ее.
Высвободить ноющий член из брюк и засунуть его в нее как можно глубже. Прижать к себе и жестко трахнуть, пока кусаю за шею. Слушать, как Слоан кричит, когда я кончаю в нее, дергая за волосы. Наказать ее, доминировать, заставить подчиниться мне.
Сделать своей.
Слоан медленно открывает глаза, поднимает на меня взгляд. Что бы она ни увидела на моем лице, по ее
