седеть и опадать, а в уголках глаз появились неизгладимые морщины. Моя улыбка, когда-то вселявшая смех, стала улыбкой, внушающей уважение, а я становился мягче, уже не вставал на сторону самого себя в конфликтах с Анной, а защищал ее от натисков собственных демонов. Так протекала жизнь – сын начинал взрослеть, а мы старели, но если бы волшебный Ангел спустился ко мне с небес и предложил вернуться в прошлое, я ни за что не согласился бы на это, не променял бы эту жизнь ни на какую другую, предложи мне хоть сотни других вариантов.
Сколько бы не ворочай мысли в моей голове, а неизменно одно – я начал уставать быстрее, чем когда-либо; ноги и руки становились слабее, а иногда я чувствовал резкую боль в спине, от которой меня сгибало.
Как ни крути, а та жизнь, которой я живу – лучшая из тех, которой я мог бы жить. Я безумно жалел о том времени, когда отрекся от семьи, когда Анна и сын были мне безразличны и никаких искренних чувств я не испытывал к ним. К счастью, я смог сдержать себя в руках и не совершил того, о чем пожалел бы. И это прекрасно! Смотреть на ее смеющиеся губы и мечтать дотронуться до них, прижимать ее к себе среди ночи и радоваться мысли о том, что она рядом, жива и здорова! Я не хотел терять ее и не хотел стареть. Смотреть на родное, любимое лицо и замечать морщинки, видеть в ней человека, перенесшего на себе утрату мужского плеча и снова его приобретшего, человека, который никогда не переставал любить и надеяться. Она выдумывала свой мир, но ее мир по сравнению с этим – прекрасен, подобен раю. И как же мне посчастливилось быть в нем!
Я хотел, чтобы это не заканчивалось. Чтобы наш островок продолжал разрастаться посреди беспощадных волн морей и становился крепостью для всех нас. Но случилось то, чего никто не мог ожидать, и в моем черепе послышался звонкий треск.
Спустя три месяца после седьмого дня рождения Тони Марта умерла при родах. Плод развивался чрезвычайно быстро, и ее хрупкое тело, имевшее отсталости в физиологическом развитии не смогло справиться. Ребенок родился мертвым, а спустя полчаса умерла и она. Без криков, без последних слов, медленно засыпая на больничной койке. Такое случается часто – человек приходит в роддом за своей семьей, а уходит совсем один и никакие бардели, бары и кабаки, никакая другая женщина не сможет избавить от этой раны, вечно сочащейся алой кровью и ноющей где-то под ребрами. С тех пор он остался совсем один, и мы – наша семья – стали отражением того, о чем он и Марта всегда мечтали.
Мы похоронили ее под соснами, в морозное зимнее утро. Снег, словно сахарная пудра, медленно крахмалил черные зонтики, и яркое солнце слепило пришедших к ним, к Марте и маленькой мертвой Кейт. Я не способен видеть то, что происходит за гранью нашего мира, но рискну предположить, что Марта, прижимая свою девочку к груди, тихо плачет в ее маленькую головку, и провожает в мир иной под арками тянущихся друг к другу деревьев, чтобы там навсегда остаться. В этот день время ускорило ход и больше никогда не становилось прежним.
На следующее утро над их могилами повесился Майк. Его хромая фигура в изодранном пальто покачивалась взад-вперед, но на лице хранились те благородные чувства, какие отличают зрелого мужчину от еще зеленого юнца. Все попытки поддержать его оказались тщетны. Смотря в глаза, он твердо лгал, что отныне он станет сильным, и сила его заключилась не в попытках забыть о боли, а полностью ей придаться, утонуть в пучине нависшего над ним горя и подчиниться приказу смерти. Лишь с этой минуты он стал отцом и продолжил быть мужем. Пойти за своими родными – великая сила, даже если тебе суждено умереть.
Мы лишились половины семьи, и молчание стало для нас более, чем нормальным. Мы молчали за кухонным столом и в постели, по дороге на работу и бродя по тропинкам парков. Нам было просто приятно молчать рядом, потому что нам не требовалось слов, чтобы понять друг друга. Майк и Марта, навсегда ушедшие в прошлое, стали именами тех, о ком мы вечно будем скучать, и скорбь по ним – единственное, что свяжет нас в будущем. Мы с Анной будем стареть, но они навсегда останутся молодыми. Вечно сияющие, смотрящие друг другу в глаза на фоне серебристых вод реки, готовые отдать свой мир взамен на новый, где только он и она, и маленькая Кейт будут вечным домом для каждого из них.
Время протекало незаметно, словно таящий снег на тропинках истоптанных всеми скверов. Наша любовь, отточенная годами ссор и недопониманий, стала мягкой, как свежеиспеченная булочка, и мы наслаждались ей, хрустя ее сдобной корочкой. Отдавая дань памяти нашим лучшим друзьям, мы посещали их могилы и вспоминали их с соленой улыбкой, полной невыразимой печали и радости. Быть рядом с Анной, держать ее под руку и сопереживать ей стало моим долгом, который я, храня в своем сердце верность, с почестью исполнял. Мы становились парой из добрых сказок, теми мужем и женой, какими всегда стремились стать, и как же досадно осознавать, что большую часть нашего с ней времени мы растратили попусту. Отныне каждый наш день был наполнен любовью и лаской, потому что страх потерять родного стоял превыше любых других страхов. Мы поняли это поздно, но мы это поняли…
6
Наш маленький сын быстро взрослел. Мы не успели оглянуться и свыкнуться с нашей новой жизнью, как ему уже исполнилось десять. Нацепив на спину портфель, он покорял просторы литературы и арифметики. Его нежное детское личико приобретало подростковые черты. Скоро он совсем уже станет взрослым. Я помнил себя таким же, ничем не обремененным свободным юношей, скользящим по дебрям детства и так хотевшим скорее стать взрослым. Выбираясь из дома в выходной день, он уже не ходил с нами, а оставался гулять с друзьями, и мы понимали его, принимали его новые привычки и поддерживали во всем.
Однажды, гуляя в нашем любимом парке, Анна поскользнулась на корке льда, но я подхватил ее и помог подняться. Она поцеловала меня и сказала:
– Мне кажется, что жизнь ускользает из-под моих ног…
– Мне бы тоже так казалось, если бы я чуть не упал.
Весна была в самом рассвете. С голых, обмерзших ветвей деревьев стекали капельки талой воды.
