Мы бродили под этим дождиком, кормили белок и молча шагали. Мы чувствовали жизнь. Мы и есть жизнь.
– Я не об этом… Ой!
– Осторожнее, ты снова чуть не свалилась, – я чмокнул ее в холодный нос. Она посмотрела в мои глаза.
– Время так быстро бежит. Мне не страшно стареть с тобой, но мне страшно от мысли, что прошлое навсегда останется в прошлом, – она моргала и я любовался ей. Как он прекрасна…
– Я часто думаю об этом, – ответил я, – но, как бы тебе сказать… я принимаю это. В конце концов, кто мы такие, чтобы спорить с движением времени?
– Иногда мне становится страшно… Становится страшно, что лучшие годы нашей жизни уже позади и мы никогда не испытаем того, что испытывали когда-то…
– Что ты чувствуешь сейчас? – спросил я.
– Я чувствую… чувствую покой внутри себя. Будто мне совершенно ничего не нужно. Только эта дорога и только твоя рука. Но я боюсь, что там, впереди, мы больше не увидим ничего такого, что снова порадует нас. Будто все, что могло подарить нам счастье, уже позади…
Уголки ее глаз заблестели и я поспешил обнять ее. Сжимая ее тоненькие плечи, я гладил ее по спине и целовал в мочку уха.
– Не плачь, дорогая, не плачь…
Она посмотрела на меня и я снова в нее влюбился.
– Поверь, в нашей жизни будет еще много потрясающего! – сказал я. – Лет через пять Тони приведет домой свою девочку и познакомит нас, и тогда, поверь, мы будем безумно рады и счастливы! С ним будет много чего хорошего… и много чего плохого… Но мы будем рядом, и все эти чувства разделим с ним. Понимаешь о чем я?
– Понимаю, – сквозь слезы ответила Анны.
– То спокойствие, что ты чувствуешь, это признак того, что мы на правильном пути. У меня был скверный характер, но буря в наших отношениях утихла и сейчас все на своих местах.
Анна прижалась ко мне и крепко обняла. Сквозь плотную ткань я чувствовал биение ее сердца и начал таять также, как снег, окружавший нас.
– Помнишь, пару лет тому назад… мне было так одиноко… – сказала Анна.
– Прости меня… Расскажи, что ты чувствовала.
– Словно ты покидаешь нас… Тогда ты был другим человеком, и мне одной приходилось нести весь груз семейной жизни… – слезы снова потекли по ее щекам. – Мне было тяжело… Очень тяжело… Не знаю, как я выдержала, но я таила на тебя безмерную обиду. Я рада, что ты поправился, что все это позади, но я боюсь… боюсь…
– Того, что это случится вновь?
Она покивала и я прижал ее голову к своей груди.
– Я обещаю тебе, моя дорогая, что бы ни случилось я буду рядом! Я никогда не оставлю тебя, родная. Я буду сильным.
Анна стискивала зубы и сжимала меня все крепче.
– Я люблю тебя, Анна.
– А я люблю тебя…
– Эй, а посмотри на меня.
Она взглянула и я видел в ней совершенство. Как же изысканно годы красят ее лицо. Ее багровые щеки хочется расцеловать, прижать к своим щекам и никогда не отпускать.
– Смотрю на тебя, и так и хочется взять билеты и улететь в Париж.
– В Париж? – она была похожа на маленькую девочку, которой предлагают игрушку.
– Да, в Париж.
– Ты не шутишь?
Я покачал головой и она повалилась на меня, сжимая мои ребра до хруста. Мы стояли среди заледеневшей улицы, медленно таявшей под теплыми лучами солнца, и понимали, что это – наш с ней ледяной дворец.
7
Густые темные тучи дарили мне слабое пристрастие к алкоголю, не знаю почему, но мне стало приятно проводить время в компании самого себя. Все чаще мой бокал наполняло красное вино, и мне нравилось это. Компания Анны ничуть мне не осточертела, однако остаться наедине с собственными мыслями казалось хорошей идеей, даже потрясающей. Я ни о чем не думал, просто глядел в никуда и наслаждался самим мгновеньем. Все, что было передо мной, растворялось в пьяном тумане, а на утро я снова трезвел и все отчетливо видел. Однажды проснувшись, я обнаружил, что туман не покидает поле моего зрения, и тогда я понял, что теряю его. С тех пор в моей жизни появились очки. Я не хотел мириться с этим, но потеря зрения являла мне куда худший кошмар, нежели линзы в металлической оправе.
Свое обещание жене я стремился крепко держать. В нашей копилке хранилось все больше денег, имеющих своей целью путешествие в город любви. Еще парочка недель, и мы встретимся под Эйфелевой башней, целуя друг друга в губы.
– Тебе идут очки, – однажды сказала Анна.
– С ними я становлюсь старше на двадцать лет.
– Ты становишься солидным мужчиной. С таким хочется провести свою жизнь.
– То есть без очков у меня нет шансов? – спросил я.
– Конечно есть, но если ты полностью ослепнешь, то не сможешь узнать, рядом я или нет.
Мы посмеялись и сели ужинать. Наш крохотный островок становился крепче.
Когда мы легли в постель, Анна разделила со мной бутылку вина, и мы уснули. Мне снился странный сон. Как минимум потому, что я уже очень давно их не видел, а как максимум – потому что он был очень реальным.
Не стану смело утверждать, но мне снилась идея – идея о поиске чего-то, что подарит мне счастье. Я помню, как черные тучи покрывали безлюдный город и вспышки молний озаряли его белизной. Помню босые ноги, целенаправленно несущие меня в одну лишь сторону, неподвластные контролю, будто у них была своя душа. Чувство мокрой земли прокрадывалось между пальцами, и холод, совершенно пустой и чуждый, покрывал мое тело полностью. В моей голове крутилось одно лишь слово. Одно пустое, ничего не значащее слово, и я пытался найти его. Я помню вывески, в которых чего-то не хватало, помню силуэты, напоминающие о худшем. Я мог собрать воедино этот пазл, но мне становилось страшно.
В оледенелом теле немели конечности, немел рассудок и здравомыслие. И вот я проснулся.
Посреди мрачного кладбища, в глубине самой ночи, продрогший до костей и ничего не осознающий. Кончики пальцев рук беспощадно горели, а из-под грязных ногтей сочилась кровь. Я чувствовал боль, какую не чувствовал ранее.
Щуря глаза, я начал собирать картинку воедино, и приглядевшись понял, что за вывески смущали меня весь сон. Эпитафии мертвецов. Они были всюду. И они не имели лишь одного – жизни. Мои втоптанные в землю ноги сгибали пальцы, но я не чувствовал рыхлости под собой, а чувствовал твердую
