на стул напротив и жестом подзываю официанта. — Копченый лосось с яичницей-болтуньей, половинку английского маффина с маслом и воду, пожалуйста, — говорю я ему, мой желудок урчит от голода. — И черный кофе.
— Нет, — решительно отвечает мой отец. — Я не ожидал, что он будет таким чертовски непримиримым, — рычит он, накалывая вилкой сосиску, и мне не нужно спрашивать, о ком он говорит.
— Он одумается. — Я благодарно улыбаюсь официанту, когда он приносит мне кофе. — Просто ему потребуется немного времени, чтобы подумать об этом… о возможностях, и Лиаме.
— Я думал, это заставит его передумать. — Отец морщится. — Жизнь его брата в опасности, а он бездельничает, думает мать его…
— Думает о чем?
Голос Коннора раздается у меня за спиной, и волна тепла, которую он посылает по моей коже, то, как он заставляет меня покалывать до кончиков пальцев, неприемлема. Это во всех отношениях на меня не похоже, и я знаю, что мне нужно взять себя в руки.
Если Коннор согласится, я не знаю, что у нас будет за брак. Я даже не уверена, что меня это так уж сильно беспокоит, я всегда знала, чего ожидать. Он не ударит меня и не будет чрезмерно жесток со мной, он привлекательный и молодой, и я знаю, что это лучше, чем то, что многие женщины в этой жизни могут позволить себе в браке.
Но когда он подходит и садится между мной и моим отцом, без пиджака, на этот раз так, что видны его мускулистые татуированные руки, и лениво опускается в кресло, я чувствую, как мое сердце учащенно бьется при внезапных мыслях о нашей возможной брачной ночи и обо всем, что он может заставить меня почувствовать.
Я устала от своей девственности, от ее вездесущей важности и от ожидания, когда меня кому-нибудь отдадут. Я готова занять свое место рядом с мужчиной, за которого собираюсь замуж, но можем ли мы с моим отцом вообще что-нибудь решать по этому поводу?
Этим человеком должен стать Коннор Макгрегор.
9
КОННОР
Сирша сейчас гораздо больше похожа на ту женщину, которую я помню, но, несмотря на это, я не могу отрицать, что она по-прежнему кажется мне красивой. Сегодня в платье до колен на тонких бретельках из какого-то летящего материала, с болтающимися золотыми серьгами и рыжими волосами, собранными на макушке, свежая и естественная, она по-прежнему прекрасна, как только что распустившийся цветок. Она выглядит более нежной, чем прошлой ночью, девственной и элегантной, но меня все равно тянет к ней. Прошлой ночью она выглядела как женщина, которая могла бы встретиться со мной лицом к лицу в спальне, но сейчас она выглядит именно такой, какая она есть — невинной девственницей, ожидающей, когда я оскверню ее тело.
И, черт возьми, я хочу осквернить ее всеми возможными способами.
Однако я сохраняю хладнокровие, ссутулившись на стуле между ними двумя, как будто мне абсолютно наплевать, о чем они говорили до того, как я подошел, хотя я знаю, что это был я. Грэм выглядит так, словно готов вырвать у меня сердце через нос. Сирша даже не смотрит на меня, вероятно потому, что боится, что ее дорогой папочка увидит, что я сделал с ней прошлой ночью, когда это так явно написано на ее хорошеньком личике.
Это не единственное, что я хотел бы видеть у нее на личике.
Мой член подергивается в джинсах от такой мысли, и я внезапно представляю ее на коленях под столом, отсасывающей мне по моей команде, пока я ем свой завтрак. Ее рот создан для моего удовольствия, ее руки на моих бедрах, ее губы и язык деловито пытаются доставить мне удовольствие, довести меня до оргазма, в то время как я игнорирую ее.
Прекрасная принцесса, преклонившая передо мной колени.
Боже, я должен перестать так думать. Я уже наполовину выпрямился, до такой степени, что было бы очевидно, если бы я встал, и это вряд ли то, что я хочу, чтобы увидел мой потенциальный будущий тесть. Я стискиваю зубы, демонстративно отводя взгляд от Сирши и глядя прямо на Грэма, когда говорю ему то, что пришел сказать.
— Я обдумываю то, что ты предложил мне прошлой ночью, — холодно говорю я ему. — Я серьезно обдумываю это. Но мне нужно поговорить со своими людьми. Это касается и их тоже, если я уеду из Лондона, мне нужно будет все устроить должным образом, чтобы убедиться, что все, что я построил, не рухнет или, что еще хуже, не будет захвачено головорезами и людьми еще более беззаконными, чем мы. Хочешь верь, хочешь нет, но их довольно много, — криво усмехаюсь я, но Грэм даже не улыбается.
— Тогда я пойду с тобой на эту встречу, — говорит Грэм, и я хмурюсь.
— В этом нет необходимости…
— Я не спрашивал. — Его голос холодный и резкий. — Если эта встреча связана с будущим, когда ты вернешься в Бостон, я хочу быть там. Это будущее связано со мной, моей дочерью и отношениями, которые всегда были у моей семьи с вашей. Я не останусь в неведении, пока ты продолжаешь здесь свои махинации.
— О? — Я поднимаю бровь, глядя на него, и слышу тихий вздох Сирши. — Кажется, ты запустил множество механизмов, вовлекающих меня, без моего фактического присутствия и согласия.
Грэм сжимает челюсти.
— Я напомню тебе, парень, — натянуто говорит он. — Я мог бы забрать свою дочь и улететь обратно в Бостон в любое время, когда захочу, и тогда жизнь твоего брата будет оборвана. Через несколько дней он будет похоронен рядом с твоим отцом на семейном кладбище, а ты сможешь остаться здесь и править своим ничтожным городом.
Теперь моя очередь стиснуть зубы. Мне очень хочется схватить Грэма за шиворот и дать ему в челюсть, за свою семью. Его работа состояла в том, чтобы быть правой рукой моего отца, направлять его и моего брата, но он потерпел неудачу и в том, и в другом. Было ли это из-за их собственного упрямства или нет, неважно, я могу возложить хотя бы часть вины на него, и я более чем рад этому.
— Прекрасно, — выдавливаю я. — Ты можешь пойти со мной. Но не говори без необходимости. Мои люди знают меня как Уильяма Дэвиса, и мне придется рассказать им правду об этой личности, но я сделаю это сам, по своему усмотрению. Я не позволю тебе раскрывать это до тех пор, пока я не буду готов. Это понятно?
Грэм кивает, очевидно, успокоенный моим согласием.
— Тебе решать, как с этим справиться, парень, — говорит он, и я киваю.
— Я тоже иду, — выпаливает Сирша, и
