воины Чингисхана, из-за действий врага вынужденные отступить, должны были незамедлительно вернуться на позиции, которые они занимали перед боем, пополнить свои ряды, привести в порядок вооружение, получить новые руководящие указания командиров и так же стремительно, как стая птиц, взвившаяся в небо, снова наброситься на врага[281].
С точки зрения развития регулятивной системы и правообразования эта яса Чингисхана засвидетельствовала «появление способов, регулирующих поведение человека путем указания на то, что обязательно надо делать („должно“), что разрешено делать („можно“), что запрещено делать („нельзя“)… Этот способ регулирования и характеризует право (выделено мной. — А. М.)»[282].
Во время этого похода против татар была осуществлена попытка неподчинения ясе Чингисхана со стороны высокородной знати: «…Когда брали в полон народ татарский (знатные сородичи Чингисхана. — А. М.), Алтан, Хучар и Даридай преступили закон, что изрек владыка, замешкались, позарившись на поживу.
„Ужель мужи мои не держат слова, закон, реченный мною, не блюдут?!“ — вознегодовал владыка. И отослал Чингисхан к ним Зэва и Хубилая[283] и приказал:
„Отобрать у Алтана, Хучара и Даридая коней татарских и прочую поживу, что те успели захватить[284]… и разделить их поживу среди войска“»[285].
«Вследствие этого они (Алтан, Хучар и Даридай. — А. М.) обиделись [на него] и, изменив [ему], тайно склонились на сторону Ван-хана. Впоследствии они стали частью причин, которые привели к разладу между Чингисханом и Ван-ханом»[286].
Факт наказания родичей Чингисхана за неисполнение его ясы свидетельствует о том, что Чингисхан был безжалостен к нарушителям собственных указов, кем бы они ни являлись.
Осуждение Чингисханом нарушителей его повеления — еще одно свидетельство появления в ходе расщепления «мононорм» такого способа регулирования поведения человека, как «нормы морали, содержащие указания на то, к какому виду поведения можно отнести соответствующие поступки: добро это или зло; честно, справедливо или постыдно, не по совести. Словом, содержат указания, что „хорошо“ и что „плохо“… Таким образом, способы регулирования были прежде всего ориентированы на общесоциальные функции…»[287].
После разгрома татар и пленения татарского народа на сходе ближайших сродников и соратников Чингисхана «держали они совет, как быть с полоненными татарами». Было решено «покончить с ними навсегда»:
ПОВЕЛЕНИЕ ЧИНГИСХАНА О ВСЕОБЩЕМ ИЗБИЕНИИ ТАТАР
«Он (Чингисхан. — А. М.) повелел произвести всеобщее избиение татар и ни одного не оставлять в живых до того предела, который определен законом (йасак), (то есть истребить всех татар, кто выше чеки колеса. — А. М.); чтобы женщин и малых детей также перебить, а беременным рассечь утробы, дабы совершенно их уничтожить, потому что они (татары) основой мятежа и восстаний и истребили много близких Чингисхану племен и родов»[288].
Об этом акте возмездия в отношении «искони губившего их дедов и отцов» народа по вине Бэлгудэя[289] стало известно врагам-татарам, и «собрались мужи татарские заедино и встали стеной неприступной. И много полегло ратников наших, когда штурмовали ряды татарские. Насилу одолев их, Чингисхан приказал рубить им головы, примеряя к чеке колесной. Тут татары повыхватывали припрятанные в рукавах ножи, желая умереть, главою возлежа на вражьем теле. И снова много наших полегло. И порубили, наконец, головы татарам, всем, кто выше чеки колесной[290]. И изрек тогда Чингисхан указ:
УКАЗ ЧИНГИСХАНА ОБ ОТСТРАНЕНИИ БЭЛГУТЭЯ ОТ УЧАСТИЯ 3 СОВЕТЕ СОГЛАСИЯ И НАЗНАЧЕНИИ ЕГО БЛЮСТИТЕЛЕМ ПОРЯДКА И СУДЬЕЙ, РАЗБИРАЮЩИМ ТЯЖБЫ
„Все то, о чем договорились мы на Совете согласия, брат Бэлгудэй вмиг разгласил врагу. И вот какой нам нанесен урон! Отныне да не будет Бэлгудэй допущен на Совет согласия. Покуда держим мы совет, пусть за порядком следит он за дверьми, споры и тяжбы разбирает (выделено мной. — А. М.). И лишь когда, испив вина, закончим мы совет, ему и Даридаю будет позволено войти к нам в ставку!“»[291]
Как явствует из еще одного изреченного Чингисханом указа, Бэлгудэй из-за своего «длинного языка» был отстранен от участия в оперативных хуралтаях ближайших соратников Чингисхана, зато теперь на него персонально возложены судейские функции: он был обязан «споры и тяжбы разбирать».
Раньше, как мы помним, Чингисхан лично участвовал в суде над журхинской знатью; назначение же Бэлгудэя судьей, очевидно, означало, что в растущем и укрепляющемся улусе «Хамаг Монгол» начался процесс формирования различных ветвей власти, в том числе судебной.
Если санкции, которые были применены и к сводному брату Бэлгудэю, разгласившему врагу принятое в ставке решение, и к нарушившим ранее указ Чингисхана о порядке дележа добычи представителям высокородной знати, современные исследователи однозначно признают достаточно мягкими, что свидетельствовало о дифференциации наказаний, вообще характерной для систем санкций раннеклассовых обществ, то факт истребления татар Чингисханом трактуется ими по-разному.
Так, российский ученый Е. И. Кычанов считает, что «кровавое избиение татар, хотя и было в духе той среды и тех лет, не могло не напугать своей жестокостью современников. Сбывалось мрачное пророчество Чингисова рождения с куском запекшейся крови в руке»[292].
Иного мнения по этому вопросу придерживается монгольский исследователь Ж. Бор, который не склонен объяснять факт почти поголовного истребления мужской части татарского народа «природной, дикой жестокостью» Чингисхана, но считает, что «татары на протяжении почти 100 лет являлись приспешниками чужеземцев, источником раскола и разрозненности монгольских племен. И у Тэмуджина не было иного способа одним махом разрешить ситуацию, угрожавшую самостоятельности монгольского государства, нежели применить репрессивные меры»[293].
* * *
После сокрушительного разгрома Чингисханом татарского войска и подчинения себе татарского народа его стратегические цели стали очевидны для всех, и в том числе для хэрэйдской знати. Поэтому когда Чингисхан, руководствуясь, прежде всего, политическими целями, предложил Ван-хану «упрочить их дружество» путем «перекрестных» межродовых браков, что в «аристократической системе взглядов» той эпохи и, в частности, Чингисхана занимало важное место и обычно практиковалось в средневековом обществе, сын Ван-хана, Сэнгум, воспротивился этому. И сделано это было в весьма неуважительной форме по отношению к названому брату: «…И молвил он: „Коли моя родня войдет в их дом, в прихожей ей будет суждено ютиться, переступи же мой порог кто-то из них, на хойморе он пожелает воцариться“[294].
Так поносил чванливо монголов Сэнгум и младшую сестру свою Чагур бэхи за Джучи (старшего сына Чингисхана. — А. М.) выдать отказался. И потому с тех пор Чингисхан испытывал неприязнь к Ван-хану и Нилха Сэнгуму»[295].
«Понятно, что Чингисхан сделал предложение об „обмене невестами“, исходя из своих политических целей. Несложно заметить, что и в отрицательном ответе Сэнгума таилась политическая подоплека. В его высказывании о том, где будут посажены невесты — на самом почетном
