по домам предупредить старших.
Таган сразу же заметил, как в нескольких домах одновременно задымились тамдыры[15], выбрасывая вверх высокие столбы пламени и огненных искр, тут же превращавшихся в легкий дым.
Подъехав к дому, он не узнал его. Все было убрано по-праздничному. От самой дороги до порога дома разложены ковры, кругом уже собирался народ, разодетый, как в день новруза — новогоднего праздника. Все горячо жали Тагану руки, обнимали его, поздравляли с высоким званием Героя, с возвращением домой.
Алтынджемал вышла навстречу с мокрыми от слез счастья глазами. Одета она была в платье из красной кетени и пуренджик[16] без украшений. Таган обнял жену, и тогда из глаз Алтынджемал неудержимо, как весной вода в арыке Секизяп, полились радостные слезы.
Той, устроенный колхозниками, длился до позднего вечера, и Таган снова и снова рассказывал о Победе. Было очень шумно и весело. Один только раз наступило замешательство. Дальний сосед, родом из аула, но ушедший из колхоза работать в Геок-Тепе, хитро прищурившись, неожиданно спросил:
— Таган-джан, а скажи нам, какие трофеи ты привез с собой из Германии? Чем Алтынджемал порадовал?
— Безопасную бритву, — ответил Таган просто, еще не подозревая подвоха в заданном ему вопросе.
— Вах, вах! Что я слышу? С войны одну бритву привез?
— Подарки привез, но все в Москве купил. А в Германии мне только бритва понравилась. — И, переменив тон, строго сказал: — Я ведь не какой-нибудь аламанщик[17]. Я — советский солдат, который богатство любит своими руками делать.
…За время отпуска вместе с партийными и советскими руководителями Таган побывал во всех тридцати двух колхозах района. Он рассказывал о том, как воевал, как получил Звезду Героя, о Параде Победы, о Москве. Во время этих поездок Таган понял, сколько надо еще сделать, чтобы колхозы, которые война лишила мужских рук, встали на ноги, обрели прежнее благополучие.
Вот отчего старший сержант Байрамдурдыев после демобилизации отклонил лестные предложения остаться работать в Ашхабаде.
— Из колхоза на войну ушло сто пятьдесят пять мужчин, вернулось около сорока, и многие инвалидами, — объяснил он свой отказ в ЦК. — Я думаю, долг каждого из нас помнить о погибших и работать в колхозах так, чтобы их родным жилось хорошо.
«Молва изо рта в рот, как ветер идет». Поэтому, как только Таган возвратился домой, колхозники решили в тот же вечер сойтись на общее собрание. Таган не успел и глазом моргнуть, как его единогласно избрали башлыком — главой колхоза.
«Нелегкое дело легло на плечи. Собирался работать обыкновенным колхозником, а стал председателем. Колхоз за время войны здорово обеднял. В домах мало что осталось: драгоценности, украшения, ковры сданы в фонд Победы. Шерсть ушла на носки, валенки, варежки для солдат», — думал Таган в ту ночь. Он знал, что на той, устроенный по случаю его возвращения, люди приносили кто курицу, кто петуха, кто фунт муки, а кто и последнюю миску риса.
Просидев несколько дней подряд с бухгалтером, изучив документы, познакомившись с несложным хозяйством колхоза, поговорив с яшули аула, Байрамдурдыев принял первое решение.
Возвращающиеся с работы домой колхозники увидели председателя, бухгалтера и счетовода… в фартуках у дымящихся котлов. Вспоминая эскадронного повара Гришу с его неизменным «раз, раз — следующий», Таган пригласил к котлам людей и объявил, что отныне и до лучших времен каждый, кто выйдет на работу, будет получать за счет колхоза пиалу пшеничной каши.
Затем на общем собрании колхозники узнали о втором решении нового председателя — сократить посевную площадь под зерновыми и на освободившихся землях выращивать овощи. Все понимали, как это было выгодно. Но с еще большей радостью колхозники приняли предложение председателя временно использовать приусадебные участки, где когда-то рос вырубленный за эти годы на топливо виноград, под пшеницу. Осенью в каждом доме появился хлеб.
Председатель Байрамдурдыев вместе со всеми работал в бригадах, ходил по полям. Знакомая с детства земля заставляла Тагана сейчас думать о ней совсем по-другому. На юге, как и прежде, лежали темные громады гор Эрек-даг, Улидене, Гиё-уджик, увенчанные белыми тельпеками[18], на востоке и севере тянулись барханы Аралык и Эмин-кумов, между ними простирались колхозные угодья. Все, как и прежде, до войны, кроме дум — думы были новыми, они волновали, увлекали. Таган искал, как можно заставить ту же землю родить лучше, приносить людям больше пользы.
Еще дули холодные ветры, на дворе стоял февраль первого послевоенного года, а новый председатель колхоза «Большевик» отправился в Ашхабад к агрономам и ученым, чтобы получить у них подтверждение своим мыслям. Ученые посмотрели земельные карты, посовещались и решили: да, на землях колхоза «Большевик» выгоднее выращивать овощи. Не без труда Байрамдурдыеву удалось получить для колхоза первый грузовик, а вскоре и трактор.
Колхозники воспряли духом. В короткий срок они восстановили скотный двор, подняли парники для рассады — и количество трудодней сразу возросло.
Первая же осень принесла колхозникам успех и доходы. К новому году на скотном дворе появились коровы, овцы, козы, верблюды. На отчетном собрании Байрамдурдыев сумел убедить своих односельчан насадить вдоль арыков аула тутовые деревья и заняться разведением шелковичного червя.
Имя нового председателя колхоза «Большевик» все чаще стало упоминаться на совещаниях и слетах колхозников района. Через год трудящиеся Геок-Тепе выдвинули и избрали Героя Советского Союза Тагана Байрамдурдыева депутатом Верховного Совета Туркменской ССР.
* * *
Урожай второго года закрепил первый успех, и теперь уже не было никаких сомнений в том, что профиль колхоза найден верно. Байрамдурдыев попросил руководителей района направить его на годичные курсы в республиканскую школу овощеводов. Председатель колхоза «Большевик» стал просто учеником Таганом, который получал одну пятерку за другой.
Но вот страшное бедствие обрушивается на республику. В ночь на 6 октября 1948 года огромной силы землетрясение превращает столицу Туркмении в руины. Разрушены многие села и аулы вокруг.
Таган, высвободившись из-под обрушившегося потолка, заспешил в родной аул. Он бежал, шел, снова бежал и снова шел, не останавливаясь ни на минуту. Кругом чернела ночь, а от Багира, где была школа, до дому было не менее сорока пяти километров. В войну он столько проходил за день на коне.
Мучила жажда, силы покидали Тагана, но он шел, как на войне, неумолимо шел вперед. К дому добрался лишь с рассветом. На деревянном топчане во дворе, где летом так приятно было отдыхать и пить чай, лежала с перебитой ключицей его Алтынджемал и старший сын Джумадуры, которого сильно придавило упавшим бревном. Чуть поодаль он увидел
