хирург, Таган мучился от головной боли, но молчал. Военврач, пробегавший мимо, случайно заметил, как из-под шинели Тагана блеснула Золотая Звезда.
— Товарищ старший сержант, что же вы не скажете? Вы же знаете, что вас мы можем посмотреть вне очереди.
— Спасибо вам, товарищ военврач, — превозмогая боль, тихо сказал Байрамдурдыев. — Я потерплю. Я — как все.
Через несколько дней старший сержант настоял, чтобы его отпустили в полк. Там он узнал, что 30 апреля в 13 часов 50 минут был взят рейхстаг. Накануне, еще в госпитале, Таган слышал по радио, что советские войска достигли Эльбы.
В эскадроне Тагана встретили особенно тепло и радостно. Полк стоял в Ратенове — все ждали сообщения об окончании войны. Байрамдурдыев был удостоен ордена Отечественной войны I степени.
Таган писал письмо домой, когда в полк прибыл генерал-майор Коблов с известием о подписании акта о капитуляции Германии. Но окончательно все поверили в победу, только когда по радио услышали выступление Сталина. Кругом поднялась такая пальба, что можно было подумать — снова началась война. Нет, то армия победителей салютовала сама себе.
Таган ушел в соседнюю пустую, разбитую снарядами комнату. Там, повернувшись лицом на юг, он опустился на колени, не в силах сдержать набегавших слез. Он победил! Он одолел смерть! Он, сын туркмена, — в Берлине! Азраилу не пировать. Перед Некиром и Мункиром ему не держать ответа. Он — победитель и прославлен на веки веков!
Через неделю пришел приказ — лучшие солдаты полка поедут в Москву на торжественный Парад Победы. Эскадрон представляли Николай Щипанов и Таган Байрамдурдыев.
Друзья и командир Касков заботливо собрали в дорогу и дружески проводили в Москву прославленных пулеметчиков, лучших представителей второго эскадрона, 54-го, четырежды орденоносного полка, 14-й Мозырской дивизии, 7-го гвардейского Бранденбургского кавалерийского корпуса.
Глава VII. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Мелкие капельки моросящего дождя покрывают лицо, скатываются на грудь, собираются на фуражке, стекают на плечи, попадают за ворот парадного мундира. Утро 24 июня 1945 года выдалось хмурым, но этого никто не замечает. Всеобщее ликование делает его счастливым, неповторимым, незабываемым.
Гвардии старший сержант Байрамдурдыев, правофланговый в ряду, стоит с шашкой наголо в развернутом фронтом к Мавзолею кавалерийском полку.
Таган видит, как трибуны Красной площади заполняются нарядными, счастливыми людьми, знает, что такие же ликующие толпы запрудили центр и все прилегающие к нему улицы. За месяц — он жил и готовился к параду в Военной академии имени Ворошилова — Байрамдурдыев познакомился с москвичами, узнал их доброту и хлебосольство.
Сейчас пробьют куранты, и на площади появится прославленный полководец земли Советской — маршал Георгий Жуков. «Не в пешем строю и не на танке — на коне», — думает Таган. Другой знаменитый полководец, маршал Константин Рокоссовский — «Мой командующий! Сейчас проедет совсем близко!» — отдаст рапорт, и сводные полки победоносных фронтов с развёрнутыми боевыми знаменами начнут торжественный Парад Победы на Красной площади. На той самой, с которой соединения — участники ноябрьского парада 1941 года — уходили прямо на передовую.
Чеканят шаг роты и батальоны сводных полков, несут перед собой 360 победоносных знамен. Рядом с Таганом в тесном строю шагают люди разных национальностей, коммунисты и комсомольцы.
Под бурные аплодисменты трибун оставляют Красную площадь последние шеренги моряков, по традиции вот уже двадцать восемь лет замыкающих парадные шествия, и гигант оркестр смолкает. Над площадью повисает короткая, наполненная ожиданием чего-то особенно значительного тишина. Трибуны, освещенные на миг пробившимся сквозь тучи солнцем, затихают. Внезапно тишину взрывает барабанный бой. На Красную площадь вступает специальная рота. В руках каждого солдата склоненное долу знамя поверженного врага. Концы полотнищ скользят по мокрой брусчатке, по следам, только что оставленным на ней победителем.
Таган это знает, он видел роту на генеральной репетиции. И сейчас, удаляясь от храма Василия Блаженного к Москве-реке, он каждым нервом ощущает, как замирают в волнении трибуны.
Но среди победителей нет Кулиева, нет Мурада, нет Арзуманова, Репина, Клименко, Ломакина, Кондакова, Романенко, нет совсем еще юного, только начавшего жить Кости. «Они — цена нашей Победы», — думает Таган.
Тем временем специальная рота равняется с Мавзолеем. Четкий поворот направо — и герои войны, шеренга за шеренгой, на камни, к подножию Мавзолея, швыряют захваченные в боях знамена поверженных полков и частей.
Среди знамен — личный штандарт Гитлера. Акт символичен — что еще так точно и выразительно могло подвести итог второй мировой войны?!
* * *
По мере приближения поезда к станции Геок-Тепе старший сержант Байрамдурдыев, получивший после Парада Победы двухмесячный отпуск, волновался все заметнее.
В Москве, да и в пути, парадный мундир, специально для него сшитый особым портным, и сверкающая Золотая Звезда были причиной того, что Таган постоянно оказывался в центре внимания. И потому держался степенно и с достоинством. Но когда за окнами вагона замелькали знакомые поля, Таган забегал по вагону, как мальчишка.
О своем приезде он не сообщил, и поэтому на станции его никто не ждал. Байрамдурдыев сошел на перрон с чемоданом в руках. Он поворачивался к людям так, чтобы меньше было видно Золотую Звезду. Не успел он осмотреться, как услышал сзади чей-то голос:
— Вай, вай! Смотрите, Герой! Из наших? Ты не узнаешь?
— Нет. Что-то не припоминаю, — ответил старческий голос, настолько похожий на голос отца, что Таган невольно обернулся.
— Эс-салам-алейкум, всем вам!
— Алейкум-салам! — ответил яшули, почтенный старик. Остальные закивали. — Ты откуда будешь, славный джигит?
— Мне кажется, я узнаю его, — сказал, не ожидая ответа Тагана, работник райкома партии. — Он из колхоза «Большевик».
— Вот теперь и я узнал. — Добрая улыбка озарила лицо седобородого яшули. — Ты сын Байрама Дурды.
Таган и не заметил, как вокруг него собралась толпа. Посыпались вопросы. Яшули спросил:
— А в Берлине ты был, сынок?
— В Берлине был только после Победы. Наша часть окружала его с северо-запада. Мы на конях от Сталинграда до немецкого города Ратенова прошли, — рассказывал Таган.
В это время все руководство райкома уже собралось на станции. Даже совсем незнакомые люди приглашали Тагана в гости. Он отказывался — ему так хотелось как можно скорее попасть домой, увидеть свою Алтынджемал, но его не отпустили. По дороге зашли в райисполком.
Домой Таган попал лишь к заходу солнца. Его подвезли на райкомовской автомашине. На этот раз вопреки пословице «Дурные вести крылья имеют, а хорошие ногами ходят» в родном ауле каждый уже знал о его приезде. Мальчишки, караулившие на бугре, еще издали увидели машину и с криками помчались
