мы делаем, зависит от наличия у нас тела. Если активность мозга раскрывает основу нерационального финансового поведения, она должна раскрывать также и основу рационального финансового поведения: «Сканы fMRI показывают, что доверие отмечено повышенной активностью в двух участках мозга…» Отмечают ли сканы fMRI веру в Бога так же, как в экономическую рациональность? Вирджиния Пострел, бывший редактор журнала «Ризон» (Reason), восторгается:
Почему люди по-разному реагируют в одних и тех же ситуациях? И почему столь многие расстаются с деньгами, лишь бы наказать анонимных халявщиков?.. Сегодня новое поле деятельности, под названием нейроэкономика, использует инструменты нейронауки, чтобы обнаружить скрытые биологические механизмы, побуждающие людей действовать или не действовать в соответствии с экономической теорией. В нейроэкономике волонтеры выполняют упражнения, разработанные экономистами-экспериментаторами, исследующими уверенность или рисковые шаги. Вместо простого наблюдения за поведением субъекта, однако, исследователи используют технологии получения изображений, такие как МРТ, чтобы рассмотреть, какие участки мозга активны во время эксперимента. «Исследователи могут предсказать с существенной достоверностью, как человек поступит, глядя на его мозг», — утверждает Колин Ф. Камерер, экономист из Калифорнийского технологического института…149.
Заявление, что нейроученые «способны предсказать с существенной достоверностью, как человек поступит, глядя на его мозг», — это очередное утверждение тезиса, будто психиатры способны предсказать с существенной достоверностью, как именно человек поступит, поглядев в тот или иной «психологический тест» или «клиническое обследование». Этот образец бахвальства вызывал бы смех, если бы не ужасающие правовые и социальные последствия, которые из него вытекают.
Нейроэкономика помещает действия человека в мозг тем же самым способом, которым нейролингвистика помещает в мозг речь. Остается единственный вопрос: где именно? «Где в вашем мозге помещается слово, которое вы выучили? — спрашивает нейролингвист. — Если вы знаете два языка, хранятся ли они в разных участках вашего мозга?»150 Нейролингвисты заявляют о своей экспертной компетентности в особых «приемах», которые они называют «нейролингвистическое программирование» и «нейролингвистическое депрограммирование», выдают дипломы специалистам в этих методах и делают общее профессиональное дело с психологами и гипнотизерами.
Заключение
Экономисты основного направления (неоклассические экономисты) основывают свои претензии на то, что экономика — это наука, математикой: они используют математические обозначения, уравнения и статистику и формулируют «экономические законы». Как можем мы примирить математическую «методологию» с объектами изучения экономики — людьми, которые действуют? Какая часть математической экономики функциональна, т.е. относится к тому, что экономисты делают на самом деле, а какая ее часть церемониальна, представляя собой средство придать их практикам ауру научной респектабельности?151 Поскольку экономисты делают многое, простого ответа на этот вопрос нет. Однако многие из наиболее известных экономистов — к примеру, Джон Мэйнард Кейнс, Джон Кеннет Гэлбрейт, Милтон Фридман — стали знамениты благодаря своему политическому, а не профессиональному вкладу в эту область.
Психиатры основывают свои претензии на том, что психиатрия — это наука, нейропатологией, нейронаукой и психофармакологией: они исследуют строение и функции мозга, лечат разновидности [неодобряемого] поведения так, как если бы это были заболевания мозга, и назначают препараты людям, которых они объявляют психически больными. Как нам примирить исповедание психиатром нейронауки с его практиками лишения людей свободы, насильственного применения к ним препаратов и освобождения от ответственности преступников?152 Какая часть нейронаучной психиатрии является функциональной, тем, что психиатры делают, а какая часть — церемониальной, т.е. служит средством придать их практике ауру научной респектабельности? Каждый волен самостоятельно ответить на этот вопрос.
Почему экономисты и психиатры так ревностно отстаивают для себя особый научный статус? По той же самой причине, по которой в прежние времена священники заявляли о своем особом теологическом статусе. Потому что они желают иметь возможность продавать свои предположительно полезные услуги населению и правительству. И самое важное: обслуживая государство, они желают занимать позицию, позволяющую влиять на его политику.
В теологически-благотворительных государствах священники оправдывали власть правителей. В терапевтически-социальных государствах психиатры и экономисты исполняют ту же самую функцию. В прежние времена люди верили, что священники обладают особыми познаниями в деятельности неба и земли. Они ими не обладали. Сегодня люди веруют в то, что психиатры и нейроученые обладают специальными познаниями в «человеческой психике». У них нет таковых.
Глава 4. Экономократия и фармакратия: системы-близнецы социального контроля
В предыдущей главе я показал, что экономисты и психиатры действуют как «светские священники», социальные инженеры и агенты по контролю над поведением, но при этом маскируются под ученых. В этой главе я покажу, что в силу необходимости экономисты и психиатры способствуют либо принуждению, либо добровольному сотрудничеству; либо индивидуалистической капиталистической экономике рынка, либо коллективистскому терапевтическому государству всеобщего благоденствия; либо добровольной договорной психиатрии, либо принудительно-недобровольной психиатрии. Я проиллюстрирую и обосную это наблюдение описанием сходства между помощью зарубежным странам и психиатрической помощью.
Личность, семья и государство
Сотрудничество между людьми и группами требует контроля над хищническими побуждениями человека. Так зародились семья, религия и государство, исполняющие задачу контролировать личное поведение.
Как социальные существа, мы должны согласовывать свое поведение с поведением других, и наоборот. Такая координация обеспечивается двумя мерами — внешним контролем или принуждением и самоконтролем или самодисциплиной. Убеждение и другие меры непринудительного влияния эффективны, если достигают цели — изменить решение субъекта. Некоторые моральные кодексы и политико-экономические системы ценят принуждение благодетельными авторитетами и подчинение таковым больше, чем самоконтроль и независимость. Примеры таких кодексов и систем — теократия, тоталитаризм и терапевтическое государство. Другие ставят внутренний контроль человека над собой и добровольное сотрудничество с другими выше, чем внешнее принуждение. Примеры этому — протестантская этика, рыночная экономика, либертарианство.
Адам Смит, учивший не экономике, а моральной философии, почитается как пророк стиля жизни, основанного на самодисциплине и сотрудничестве. Для связей между взрослыми Смит советовал добровольные отношения, подобные торговле, полагая, что «когда два человека торгуются между собой, это несомненно выгодно обоим»153. Поскольку индивид, «не склонный уважать закон и подчиняться гражданскому суду», не заслуживает привилегий гражданства, Смит основывал свою веру в сотрудничество предположением о том, что общество обеспечит, по большей части, чтобы его членами были самодисциплинированные люди154. Во вступлении я цитировал классическое предостережение Бёрка: «Общество не может существовать без власти, контролирующей волю и естественные инстинкты, и чем меньше такой власти внутри нас, тем больше ее должно быть извне. Извечным порядком вещей предопределено, что натуры неумеренные не могут быть свободными. Их собственные страсти куют им оковы»155. Это наблюдение мне представляется столь точным и важным, что я полагаю, его следовало бы называть Первым законом политической
