Вера в свободу
Практики психиатрии и принципы либертарианства
Наша вера в свободу опирается не на предсказуемые в конкретных обстоятельствах результаты, а на веру в то, что в итоге она высвободит больше сил в пользу блага, чем в пользу зла… Свобода, дарованная только если заранее известно, что ее результаты будут полезны, — это не свобода.
Фридрих Хайек (1899‒1992), «Конституция свободы»1
Предисловие
Случается, что люди глубоко и искренне веруют в правильность определенных идей и практик, влекущих за собой далеко идущие экономические, нравственные и политические последствия, в то время как другие люди столь же глубоко и искренне полагают эти идеи и практики ошибочными. Рабство (владение людьми как имуществом) очень долго было такой идеей. Сегодня такая идея — психиатрическое рабство.
«Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства» (Исход, 20: 2). Так звучит первая заповедь. Отметим, что Бог не сообщает: «Я Господь Бог твой, который упразднил рабство для всего рода человеческого». Напротив, Ветхий Завет признает рабство в качестве общественного установления и, не осуждая его, утверждает его правомерность: «А чтобы раб твой и рабыня твоя были у тебя, то покупайте себе раба и рабыню у народов, которые вокруг вас» (Левит, 25: 40).
На протяжении тысячелетий рабство представляло собой общепринятые отношения между людьми: обязанностью раба было служить хозяину, обязанностью хозяина — заботиться о рабе. Аболиционистам предстояло увидеть этот образ рабства как защиты раба, подкрепленной такими нравственными основаниями этого почитаемого обществом установления, как милосердие, забота и безопасность, и преодолеть его. Аболиционисты не утверждали, что упразднение рабства удовлетворит нужды рабов лучше, чем рабство. Вместо этого они настаивали на том, что личная свобода — всеобщая нравственная ценность, которая делает недобровольное порабощение, вне зависимости от его действительных или предполагаемых благ, аморальным и противоправным. Ответом аболиционистов на оскорбление человека недобровольным порабощением было упразднение, а не реформа рабства.
Сегодня психиатрическое рабство, т.е. принудительный контроль пациента психиатром, повсеместно признают неотъемлемой частью правомерной медицинской практики и цивилизованной общественной жизни. На протяжении пятидесяти лет я утверждал, что такой взгляд медицински не обоснован и нравственно неприемлем2. Вместо повторения собственных доводов против подчинения психиатрических пациентов психиатрам я процитирую размышления Джона Стюарта Милля о препятствиях, с которыми он столкнулся, выступив против освященного традицией подчинения женщин мужчинам. В 1869 году в книге «Порабощение женщин» он написал:
До тех пор пока мнение глубоко укоренено в чувствах… чем менее оно оказывается состоятельным перед доводами разума, тем более сторонники убеждаются, что, стало быть, их чувство имеет очень глубокое основание, если даже аргументация не может поколебать его. И до тех пор пока это чувство сохранит в себе хоть каплю живучести, до тех пор оно постоянно будет возводить новые окопы и прятаться за новыми траншеями, прикрывающими уже сделанные бреши… Пока рассудок большинства человечества не будет настолько развит, чтобы верить в свою способность производить самостоятельную оценку аргументов, едва ли можно требовать от людей, чтобы они поступались практическими принципами, в которых рождены и выросли и в которых заключается весь общественный строй, если даже они и не в силах логически защитить их3.
В «Декларации независимости» <США> утверждается: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». В канун американской Гражданской войны классифицирование чернокожих мужчин и женщин в статус имущества, а не личностей, делало рабство совместимым со свободным обществом. Сегодня классифицирование водворения в психиатрический стационар в статус лечения, а не наказания, делает психиатрическое рабство совместимым со свободным обществом4.
У психиатрии никогда не было недостатка в критиках. В самом деле, история психиатрии синонимична истории так называемых психиатрических реформ. Критики настаивали и продолжают настаивать на том, что их система заботы о душевнобольных превосходит систему, господствующую в психиатрии.
Моя оппозиция психиатрии как системе социального контроля на такой подход никогда не опиралась. Я неизменно утверждал, что психиатрия, какой мы ее знаем, должна быть упразднена. Почему? По той же причине, по которой аболиционисты настаивали на упразднении рабства. Они полагали, что личная свобода — всеобщая моральная ценность, которая делает недобровольное порабощение безнравственным и противоправным, какими бы ни были действительные или придуманные выгоды от такового. Я полагаю, что недобровольная психиатрия безнравственна и противоправна, каковы бы ни были действительные или придуманные выгоды от нее. Надлежащий ответ на произвол принудительного психиатрического рабства — его упразднение, а не реформа.
Я считаю, что такая позиция не только соответствует основополагающей философии либертарианства, но и неотъемлема от нее. К сожалению, у свободы есть одно свойство: каждый считает, что для свободы годится лично он. Однако большинство людей полагают, что другие люди или члены определенных групп для свободы не подходят. В прошлом к таким «неподходящим» относили чернокожих, женщин, евреев и «извращенцев» (например, гомосексуалистов). Сегодня негодными для свободы чаще всего полагают душевнобольных.
* * *
На протяжении большей части периода с 1700 по 1900 г. психиатрия была синонимична сумасшедшим домам. Вся психиатрия ipso facto[1] была недобровольной психиатрией. Изобретение к концу XIX в. психоанализа и психотерапии породило существование бок о бок радикально отличающихся видов психиатрической помощи: недобровольной психиатрии — услуги, практикуемой в сумасшедших домах и оплачиваемой государством (налогоплательщиками), и добровольной психиатрии — услуги, практикуемой в офисе и оплачиваемой покупателем (пациентом)5. Драматические перемены в финансировании и регулировании рынка психиатрических услуг на протяжении последних десятилетий привели к разрушению и фактически исчезновению этого важного различия [между услугами в психиатрии]6.
С точки зрения экономики превращение приватной психиатрии в публичную произошло за счет перекладывания бремени расходов на услуги с индивида, обратившегося за услугой и ее получающего, на третью сторону (страховую компанию или «Медикэр»), «ответственную» за «покрытие» таковых. Такое положение дел называют «правом на психиатрическое лечение». С точки зрения закона оно произошло за счет перекладывания ответственности за причиненный ущерб с индивида как субъекта нравственного выбора на психиатра, де-факто являющегося его опекуном, ответственным за защиту индивида от самого себя, а окружающих — от индивида. Такое положение дел называют «обязанностью защищать».
До 1970-х только психиатры, работавшие в сумасшедших домах, были обязаны защищать пациента от «опасности», которую он представлял для самого себя и окружающих (на
