с лихвой. Потому что таких направлений в бодиформинге ещё никто не осваивал. И уж тем более — таких исследований не производил.
Да, профессор прекрасно понимал, что многие из исследований, особенно по части мутационных преобразований, которые они здесь проводят, там, на Земле, считались бы попросту запрещёнными. Поскольку элементарно противоречили существующему Законодательству. Особенно это касалось штаммов, которые даже самый доброжелательный адвокат не смог бы назвать иначе, как штаммами болезнетворных микробов и бацилл. Но поскольку и он и все остальные подписали бумагу о неразглашении, особо опасаться преследования или репрессий со стороны вот именно — Закона, оснований, вроде, не было.
Ни один нормальный не захочет «разгласить», про то, чем они, лучшие из лучших, сейчас занимаются. Хотя бы для того, чтоб не лишиться того, что они здесь заработают за установленные Контрактом три, или пять лет. Для молодых и подающих надежды такие деньги — роскошь. Которых при работе в обычных условиях им не получить за всю свою научную карьеру.
Доктор осознавал и то, что для некоторых молодых так называемые «муки совести» иногда — непосильная ноша. Так и закончил свои дни молодой Каспер Штадаас — даже шустрая СВБ не успела вынуть его из петли. Правда, они оправдывались тем, что юный доктор не задохнулся, а сломал шею — спрыгнув со шкафа.
Поэтому теперь светильники в каютах всех учёных сделаны заподлицо с потолком: …рен подберёшься с верёвкой!
Зато доктора Янга спасли легко: когда вода в ванне стала окрашиваться, дежурный мгновенно понял, что доктор прямо под водой перерезал себе вены…
Однако довольно ненужных отвлекающих мыслей — пора и на работу.
Доктор открыл дверь.
И нос к носу столкнулся с человеко-гиеной: вот так сюрприз, можно сказать! Воистину, тесен мир: продукт, над которым его лаборатория работала последние два месяца, лично пришёл засвидетельствовать, как говорится, своё почтение! И благодарность.
Благодарность выразилась в том, что существо, злобно оскалившись, вдруг сделало почти неуловимый выпад правой лапой. В горло доктора вонзились пять когтей: словно его ткнули раскалёнными граблями!
Чёрт возьми!..
Он, конечно, понимал, что вряд ли существо, созданное только с одной целью — красиво умереть на Арене, будет особо любить людей вообще.
Но уж — своего-то Создателя!..
В голове зазвенело, и кровь, полившаяся по его безукоризненно накрахмаленной рубахе после того, как тварь рывком выдернула зазубренные острия, безнадёжно испортила его выходной костюм: кровь, она ведь не смывается никакими стиральными порошками и пятновыводителями!..
Но эта мысль пронеслась где-то совсем далеко, на краешке сознания. А основная мысль ревела и гудела в голове грозным драконом: сейчас он умрёт!
Вот оно: возмездие!
За то, что цинично и равнодушно облекал всех созданных мутантов, в количестве более десяти, на мучительную и гарантированную смерть!
За то, что тщательно отмахивался от уколов этой наглой собаки — совести! — убеждая и окружающих и себя самого, что по всем законам и правилам «продукт», который они создают — не живое существо. А только примитивный автомат. С чужой, запрограммированной и встраиваемой, псевдопамятью. С телом, синтезированным из клонов мутантов-метисов. Двух, а иногда и трёх других существ…
Какая ирония судьбы: погибнуть от руки — тьфу ты, лапы! — своего же создания.
И так некрасиво и примитивно — оказаться попросту заколо…
Они шли не скрываясь, и если из дверей, тоже расположенных здесь вдоль коридора, показывался кто-то из людей — кидались на них, даже не думая. Пользоваться старались самым своим надёжным оружием: когтями и зубами! Боеприпасы экономили. Мартен сам так сказал: убивать без пощады! Всех людей.
Монстры-мутанты им — союзники, люди — враги!
В те двери, что оказывались запертыми, они вламывались сами. Замки здесь, наверху, по сравнению с защищёнными стальной бронёй стен замками Лабиринта, казались насмешкой. Пародией на запоры. А стены — так вообще, словно были сделаны из бумаги!
Людей, находившихся в запертых каютах, убивали действительно: без жалости. Добивали. Для гарантии безопасности тылов. Но иногда приходилось их и искать: умные же! Прятались от них. Хотя куда, кроме шкафа, или ванной, спрячешься в стандартной клетушке-каюте?!
Да и кто может спрятаться от искушённого и изощрённого нюха дикого животного?!
Так что на поиски не уходило много времени, а в уже «обработанных» комнатах с распахнутыми теперь настежь дверями оставались лишь окровавленные трупы. Не прошло и получаса, как Матрен и его отряд подошли к тупику: здесь коридор кончался. Вниз и вверх вели лестницы — стандартных лестничных проёмов.
Мартену не хотелось дробить и без того ослабленные предыдущим делением отряда, силы. Но людей может быть много: если дать им время очухаться, и взяться за оружие, можно ждать неприятностей. Правда, насчёт только что убитых он и его соратники не обольщались: как презрительно охарактеризовал их жертв человек-богомол, «Тут одни трусливые крысы — наверное, из тех, кто только руководит. Или учёные-выродки. Такие, что нас и проектировали».
Мартен тогда, в начале их рейда, на это возразил:
— Вряд ли руководители живут в этих клетушках. Они, вероятней, располагаются в апартаментах пошикарней. Я думаю, ты прав со своим вторым предположением. Это как раз те твари, что и создают, вернее, создавали — таких как мы, на потеху жирующим бездельникам. Найти бы теперь и самих этих бездельников! Вперёд!
Но вот поневоле приходится опять распылять силы. И если где-то здесь, в дебрях лабиринта уже людских уровней, остались профессиональные солдаты, это может повстанцам аукнуться. Поэтому он сказал:
— Делимся на два отряда. Обрабатываем ближайшие к этому уровню коридоры. Но! Если коридоров найдётся больше, делиться уже не надо. Каждая группа окажется слишком слаба. И не сможет бороться против вооружённых профессионалов. Таких, как напали на меня в моей камере. И таких, что убили всех наших на третьем уровне. Понятно?
— Да, командир. Но только… — человек-богомол поперебирал лапками словно в сомнении, — Что нам делать, если коридоров будет совсем уж много?
— Обрабатывайте их последовательно. Один за другим. Вот две запасные обоймы. Ну, это только на тот случай, если встретите солдат. Автомата у вас два. Если закончатся патроны — отстреливайтесь из пистолетов. А уж если и там боеприпасы кончатся… У нас есть зубы и когти, — Мартен снова показал всем руку с растопыренными когтями, — Этого они добивались, создавая нас. Мы — боевые машины!
Ну так пусть и почувствуют на своей шкуре, что не зря потрудились!
— Да, командир! — чести ему, конечно, не отдали, но приятно было осознавать, что ему доверяют слепо: не возражают, и приказов не оспаривают. Вероятно, их впечатлили восемь выигранных схваток. То, как он «разобрался» с пришедшими к нему
