– Два кило, – рассмеялась О’Грейди.
– Салат брать будете? У меня есть айсберг и романо.
– Айсберг, – ответила она. – Знаешь, у кого на самом деле отличные овощи и фрукты?
– У Сэла Палумбо, – ответил Сальваторе как само собой разумеющееся.
– Нет, – покачала головой дама, – у торговца в моем районе. И абрикосы у него дешевле.
Рука Палумбо, потянувшаяся к аккуратно выложенным в ряд абрикосам, тут же замерла:
– И почем он их продает? – спросил он.
– По восемьдесят пять центов кило.
– Ну так покупайте абрикосы у него, – ответил Палумбо.
– Я бы и купила, да не успела – уж слишком быстро их разобрали, – посетовала миссис О’Грейди.
– Синьора, – вздохнул Палумбо, – если бы у меня кончились абрикосы, прежде чем вы пришли, я бы тоже вам сказал, что они у меня были по восемьдесят пять за кило. Ну, так как, будете брать по доллару? Да или нет?
Палумбо взял бумажный пакет, положил туда несколько горстей фруктов, затем, поставив пакет на весы, принялся еще добавлять туда абрикосы. В этот момент пуля, прилетевшая со стороны возвышавшейся над лавкой платформы, впилась под острым углом прямо в макушку торговца. Удар швырнул Сальваторе на ящики с фруктами и овощами. Мгновение спустя Палумбо повалился на тротуар, а рядом с ним градом сыпались с прилавка груши, яблоки, апельсины, лимоны – все то, что он так старательно вытирал. Миссис О’Грейди с ужасом посмотрела на эту картину и закричала.
VIII
Карелла и Мейер узнали о гибели итальянского торговца фруктами и овощами только в четыре часа дня, когда вернулись в участок. Вплоть до этого времени они сидели в университете и разбирали архивные данные Энтони Форреста и Рендольфа Нордена.
Данные озадачивали. Они казались противоречивыми и практически нисколько не проясняли картину происходящего.
Энтони Форрест поступил в университет на кафедру менеджмента после окончания средней школы в Маджесте и приступил к учебе весной 1937 года. Ему тогда было восемнадцать лет. Весной сорокового года, когда в университет поступила Бланш Леттигер, он уже был старшекурсником. Учился он плохо, на одни тройки – поэтому его не хотели брать в футбольную команду. В январе 1941 года он получил диплом бакалавра, заняв по среднему баллу 205-е место на курсе. В ходе учебы в университете он посещал военную кафедру, но на службу его призвали только через год после окончания вуза – после ошеломившего весь мир нападения на Пёрл-Харбор.
Рендольф Норден поступил в университет осенью 1935 года в возрасте восемнадцати лет после окончания средней школы имени Томаса Харди в Бет-тауне. Сперва он поступил на факультет гуманитарных наук, планируя впоследствии поступить на юридический. Весной 1937 года, когда Форрест поступил в университет, Норден уже оттрубил полгода на втором курсе. Весной сорокового года, когда в университете появилась Бланш Леттигер, Норден уже успел прослушать курс лекций, обязательных для поступления на юридический факультет, и уже второй год учился на нем. Юридический факультет он закончил в июне сорок первого и после Пёрл-Харбора практически сразу отправился на службу в ВМФ.
Судя по экзаменационным и зачетным ведомостям, на протяжении всего времени своего пребывания в стенах университета Норден учился на «отлично». На втором курсе его избрали в студенческий совет. Рендольф на изумление рано – на младшем курсе – вступил в «Фи-Бета-Каппу»[5], а кроме того, попал в сборник «Кто есть кто в американских колледжах и университетах». После поступления на юридический факультет он стал членом почетного ордена адвокатов и редактором журнала «Юридическое обозрение», издававшегося университетом.
Внимательно изучив документы, детективы пришли к выводу, что Рендольф Норден и Энтони Форрест никогда не пересекались во время учебы. Кроме того, ни один из мужчин не ходил на пары, которые посещала первокурсница Бланш Руфь Леттигер. Оно и понятно – когда Бланш только появилась в университете, Рендольф уже учился на выпускном курсе, а Форрест – на втором курсе юридического факультета.
– И какие выводы мы можем сделать? – спросил Карелла.
– Если бы я знал, черт меня подери, – покачал головой Мейер.
Когда они вошли в инструктажную участка в четыре часа дня, головоломка все еще оставалась неразгаданной. Сперва детективы заглянули в канцелярию, где Мисколо снабдил каждого чашкой кофе. На своем столе Карелла обнаружил записку, извещавшую, что ему звонили из управления уголовного розыска. Стивен решил, что необходимость в фамилиях уголовников, которых защищал Рендольф Норден, уже отпала, однако из вежливости все же решил перезвонить в управление. В тот самый момент, когда он беседовал с полицейским по фамилии Симмонс, в инструктажной зазвонил еще один телефон. Трубку снял Мейер.
– Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер слушает, – произнес он.
– Кареллу к телефону позовите! – потребовал голос на другом конце линии.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил Мейер.
– Детектив Манхейм, сто четвертый участок, Риверхед.
– Он сейчас говорит по другому телефону. Можете обождать?
– Не вопрос, – ответил Манхейм.
Карелла поднял на напарника вопросительный взгляд.
– Сто четвертый участок, Риверхед, детектив Манхейм, – прошептал Мейер.
Карелла кивнул и проговорил в трубку:
– Получается все, кроме одного, по-прежнему за решеткой. Я вас правильно понял?
– Совершенно верно, – ответил ему Симмонс.
– А что скажете про того, кто уже откинулся?
– Его зовут Фрэнки Пирс. Откинулся еще в прошлом ноябре. Отсидел пятерик с мелочью, вышел по УДО.
– За что сидел?
– Попытка кражи со взломом, – отозвался Симмонс.
– Раньше арестовывался? – быстро спросил Карелла.
– В пятнадцать лет попал в базу данных по малолеткам, два раза брали во время разборок между подростковыми бандами. Больше ничего.
– Оружие?
– Один раз взяли на разборке с самопалом. Хотели его закатать за незаконное хранение огнестрела, но адвокат постарался – дали условный срок.
– Значит, по УДО он вышел в ноябре? – задумчиво переспросил Карелла.
– Ага, в ноябре, – подтвердил Симмонс.
– И где он сейчас живет?
– В Изоле. Улица Хортон, дом триста семьдесят один. Это рядом с нами, неподалеку от моста Калмз-пойнт.
