ждать.
Я смотрел телевизор, про фиш-туризм в Камбодже, Шнырова читала меню:
– Пицца кальцоне… ага, кальцоне… какое тут у них кальцоне, его в Москве-то делать не везде умеют, куда уж… Тирамису, как же. Печенье «Юбилейное» размочат в какао и сливками из баллончика зальют, а потом одна изжога… А на языке прыщи. Сэндвичи с семгой… Сэндвичи с семгой, ага, сэндвичи… Бутер с селедкой! Такое одни Дрондины могут есть, как нажрутся своей селедки, так даже у нас в доме не продохнуть…
Мужик по телевизору поймал пузатого сома с глупым рылом и толстым хвостом.
– Во! – немедленно воскликнула Шнырова. – Брата Дрондихи поймали! Пойдут жир откачивать!
Скоро с кухни довольно вкусно запахло пиццей, и у Шныровой забурчал живот. Мне принесли коктейль, а рыбак в Камбодже выловил костистую тварь, клыкастую и пучеглазую, напоминавшую глубоководную барракуду, надо признать весьма и весьма напоминавшую саму Сашу. Шнырова это сходство заметила, но тут же сказала:
– Точь-в-точь бабка Дрондиной. Они ее голодом заморили.
– Как? – спросил я.
– Да на спор. Слушай, эта та еще банда… – Шнырова вернулась к меню. – Ха-ха, смотри, у них тут паста с… чернилами каракатицы… они что, у Дрондиной их позаимствовали… Паста… Ма-ка-ро-хи! Макарохи у них, а не паста!
Шнырова приставила вантуз к кафельному полу и издала несколько булькающих звуков, после чего крикнула:
– Двойной удон мне!
Официантка посмотрела на нас с испугом. Я отрицательно помотал головой.
– Так, так, что там дальше, пельмени… не наелись еще пельменями, надо Дрондиной взять с улитками, она уважает… салаты, салаты… ага, пророщенная пшеница с руколой и моцареллой и микрозеленью… Графин, ты моцареллу любишь?
– С помидорами если, – ответил я.
– Да, нормально с помидорами. А вся эта микрозелень и микроплесень развод голимый, я что, Дрондина, снытью питаться…
И громко добавила:
– «Моцарелла» от слова «мацать»! Это по-испански означает «доить»!
Изучение меню продолжалось.
– Так, что тут еще у нас, закуска «Тотошка»…
Шнырова захихикала.
– «Тотошка»! – восхищенно повторила она. – Мне здесь нравится, Граф! И питание и культура!
Иногда мне кажется, что Шнырова меня никак не младше.
– Хочу «Тотошку»! Девушка, а можно еще «Тотошку»?!
Шнырова с воодушевлением хрюкнула вантузом. А иногда наоборот, кажется, что она третий класс еле окончила. Зачем я «Дельту» починил?
Принесли пиццу. Это была большая пицца и, к моему удивлению, действительно с морепродуктами и их не пожалели, я насчитал пять больших креветок, кальмарные кольца и сиреневого осьминога в центре.
Шнырова протянула мне телефон.
– Сними! – попросила она.
– Что?
– Как я буду осьминога хавать.
– Зачем?
– Ну, сними, тебе что, трудно?
Я взял у нее телефон, стал снимать. Шнырова взялась за осьминога, насадила его на вилку, разглядывала.
– Дрондиха будет обедать, а я ей по блютусу скину…
– Зачем? – осторожно спросил я.
Шнырова недобро сощурилась.
– Я не буду снимать, – я положил телефон на стол.
– Да ты чего! Мне отец позвонил, сказал, чтобы я самую дорогую пиццу взяла, я же должна ему отчитаться?
Я снова взял телефон.
– Осьминог – самое вкусное, тут одни питательные вещества, иди, Тотошка, к маме…
Осьминог был мелкий, маринованный, скорее всего, или из консервов, но все равно – съесть его за раз было довольно непросто. Но Шнырова не любила отступать, засунула в рот целиком и принялась жевать, надувая щеки.
Через минуту подавилась. А я подозревал.
Шнырова покраснела и выпучила глаза.
– Саша, перестань, – попросил я.
– Официантка! – прохрипела Шнырова. – Официантка! Сюда!
Подбежала официантка.
Шнырова пробормотала что-то невразумительное, сквозь сжатые губы выставилось щупальце.
– Что случилось?! – перепугано спросила девушка.
– Он живой, – прошамкала Шнырова.
Щупальце осьминожки описывало восьмерки в уголке рта Шныровой, втягивалось и выставлялось обратно.
Девушка побледнела, шагнула назад в ужасе и пролила на фартук мой молочный коктейль. Шнырова завизжала.
Подбежал повар с тесаком.
– Что случилось?! – перепугано спросил он. – Подавилась что ли?
Шнырова втянула щупальце в рот и сказала:
– Осьминог-то ожил. Вы что, их не прожариваете?
Повар растерянно смотрел на нее.
– Они к нам замороженные приходят, – ответил повар.
– Так вот он в печке и разморозился! – прожамкала Шнырова. – Я его жевать стала, а он как зашевелится…
Шнырова сделала несколько судорожных движений горлом.
Кажется, и повар испугался. Шнырова выглядела нездешнее, в смысле, столично выглядела, возможно, повар заподозрил в ней тайного посетителя.
– Ладно, я как раз люблю сырое, – успокоила Шнырова. – Правда потом в животе буээ, короче… О, «Тотошка»!
К нашему столику подошла старшая официантка с салатом и бесплатным соком для подавившейся. Я думал, что «Тотошка» это иносказательно, но оказалось, что нет. Салат действительно напоминал острую песью мордочку с глазками-маслинами, зубами, выложенными треугольничками из красного перца, уши из чипсов, хвостик из петрушки.
Официантка поставила закуску и сок перед Шныровой, а передо мной штрудель и новый коктейль. Я стал быстро есть, рассчитывая поскорее покинуть ресторан, но Шнырова не собиралась никуда торопиться. Официантка и повар следили из-за соседнего столика.
– Вот ты какой… – с умилением в глазах приговаривала Шнырова. – У меня такой же был, Кузькой звали. Его соседка отравила…
Шнырова поглядела на официантку и повара глазами, полными слез, высморкалась в платок.
– А почему он так называется? – Шнырова строго понюхала салат. – Как-то подозрительно…
– Он из курицы, не переживайте, – успокоила девушка.
– Из курицы… – разочарованно протянула Шнырова. – А я то думала…..
Она воткнула вилку «Тотошке» между глаз и сказала:
– Что-то я наелась. Заверните нам. «Тотошку» не надо. И посчитайте.
Шнырова продемонстрировала банковскую карту. Официантки вздохнули с облегчением, быстренько переложили пиццу в коробки, принесли терминал. Шнырова расплатилась и с картиной и вантузом подмышкой побрела к выходу. Я еле успел доесть штрудель, а коктейль выпил залпом, безо всякого удовольствия.
– Ну, можно и на почту, – сказала Шнырова. – Получим посылку и домой…
Почта находилась в двух кварталах. Мы преодолели их за десять минут неспешного хода. Я нес картину и коробку с пиццей, Шнырова размахивала вантузом, пугала встречных пенсионерок.
– Лишнее доказательство тому, что Никольское – страшная дыра, – ругалась Шнырова. – Если бы меня в Москве накормили полудохлым осьминогом, то за пиццу я бы не платила. А здесь…Здесь последний вантуз у тебя отнимут, живи как хочешь…
Шнырова остановилась. Почта,
