Дядя Фил пришел в бешенство. И наказал меня. Меня! Отправив под замок и оставив без сладкого и прогулок до конца недели. А этот гад, который Малкольм, отделался только строгим выговором и наставительным: «Будь умнее, ты же мужчина!»
И разве могла я смириться с подобной несправедливостью? Конечно, нет. и потому стала ненавидеть Малкольма еще сильнее и третировать его в два раза усерднее.
Что ж, после нашего первого знакомства Малкольм и в самом деле стал вести себя куда сдержаннее, то есть до рукоприкладства со своей стороны больше не опускался. А вот язвить и осыпать меня обидными насмешками стал с утроенным рвением. Я ему тоже не уступала и частенько совместные ужины стали заканчиваться битьем посуды или швырянием тяжелых предметов. Ровно до того момента, как госпожа Ольсен, кухарка дядя Фила и просто потрясающая женщина, не заявила, что если еще раз мясная запеканка, поданная ею к столу, окажется не в наших желудках, а на физиономии Малкольма, она уволится. Мне пришлось немного придержать собственные порывы и ограничиться только оскорблениями и разными мелкими пакостями. Дядя Фил вполне доходчиво объяснил, что если он лишиться миссис Ольсен, к плите встану я. Это, как по мне, было вполне себе серьезной угрозой.
Стоит, конечно, отметить, что сам дядюшка был весьма доволен своим воспитанником. И частенько повторял мне, что подержит его при себе пару лет, даст возможность немного пообтесаться, завести нужные знакомства, а затем подыщет ставленнику должность поприличнее секретаря.
Я могла только вымученно улыбаться на это и кивать. Во время ведения боевых действий, я не знала, как оказалось, что мой дядя вдруг стал опекать какого-то мальчишку. Это потом, спустя несколько лет, когда я поступила в академию, а Малкольм уже закончил университет и пришел в редакцию работать, дядя Фил, все еще не терявший надежды «выгодно меня пристроить», поведал мне его историю. Грустную историю.
Малкольм Свен был сыном старинного приятеля моего дяди. После школы пути их разошлись. Господин Свен не обладал ни изрядным богатством, ни положением в обществе, начал свой тяжкий трудовой путь на одной из фабрик Тайра. Женился, обзавелся детьми, в количестве четырех штук. Жила семья не слишком богато, перебивались с горем пополам, на заработок отца семейства, ровно до того момента, как однажды на той фабрике, где трудился господин Свен не случилась авария. Несколько рабочих серьезно пострадали, господину Свену не повезло — он погиб. Ну а, как известно, беда не приходит одна, спустя месяц или около того, после трагического происшествия, семья оказалась на улице — платить за дом стало нечем, хозяин фабрики, где работал отец семейства, предпочел сделать вид, что не несет никакой ответственности, защитить простых работяг было некому, и пенсию никто вдове не назначил.
Пришлось несчастной женщине, вместе с четырьмя детьми, старшему Малкольму тогда было всего двенадцать, перебираться в трущобы. Приличной работы она найти не могла, к тому же у нее на руках было трое детей, самому младшему, на тот момент исполнилось всего два года. Деньги в семью приносил только Малкольм. Только вот, что мог заработать двенадцатилетний мальчишка? Сущие гроши.
Семья неуклонно скатывалась в нищету. Малкольму пришлось бросить школу. Он разносил газеты, выполнял различные поручения на рынках и в конторах, где требовались посыльные, иногда нанимался на разгрузки вагонов, но это случалось редко, потому что никто не желал брать на работу тощего двенадцатилетнего мальчишку с голодным взглядом.
И вот однажды, когда старший сын обивался на рынке в поисках заработка, в трущобах случился пожар. Сгорело сразу несколько домов, один из них — тот самый, в котором жила семья Свен. В огне пострадали и хозяева. Мать и трое младших братьев Малкольма так и не смогли выбраться. Мальчишка остался совсем один, и никто не знает, чем бы все это закончилось, если бы одному не в меру деятельному журналисту, пытающемуся стать на ноги и создать собственную газету буквально с нуля, не стрельнуло в голову написать про условия жизни в бедных кварталах.
«Голос Тайра» тогда только-только начинала нарабатывать аудиторию. Не было еще ни имени, ни поклонников, ни именитых журналистов и дядюшка сам частенько брался за перо и писал статьи. Вот и в тот раз, лично отправился в трущобы, чтобы посмотреть на все своими глазами, собрать информацию, пообщаться с местными жителями. Там он и натолкнулся на потерянного полумертвого мальчишку, спящего на пепелище — больше идти Малкольму было некуда.
Дядя Фил накормил его, как-то сумел разговорить и выяснил, что перед ним сын его старинного приятеля. Ну а дальше, больше. Мой родственник никогда не был злым. Да, дядюшка всегда любил позлорадствовать над конкурентами, пустить пыль в глаза менее удачливым партнерам, похваставшись собственными достижениями, но он никогда не злорадствовал над настоящей бедой.
Он взял осиротевшего мальчишку к себе, отмыл, попытался накормить — но как по мне это было делом безуспешным — заставил окончить школу, оплатил учебу в университете. Теперь вот даже на работу взял. И я уверена, что и дальше будет оказывать ему протекцию и поддерживать во всем.
Малкольм, стоит отдать ему должное, в самом деле оказался для дяди Фила подарком небес. Учился он хорошо и университет закончил в числе лучших студентов — точно об этом знаю, потому что столько слышала про успехи этого «замечательного мальчика» в свое время, что возненавидела его еще больше, хотя поначалу казалось, что это невозможно.
И да, Малкольм был беззаветно предан дяде Филу. И служил ему верой и правдой. Только вот единственный раз подвел — когда отказался наотрез на мне жениться. И за это я его даже зауважала чуток, правда, ни за что не покажу этого и не дам понять, что благодарна ему за то категоричное «нет» перед моим отбытием в академию. Все же, если бы Малкольм пошел на поводу у дяди Фила, одной мне против них двоих было бы не в пример сложнее.
Но в тот вечер, я сидела на полу перед запертой дверью кабинета дяди и, припав ухом к замочной скважине, даже дышать боялась, чтобы не пропустить ни слова.
Дядя Фил бушевал. Кричал, стучал кулаками по столу, кажется, даже швырялся чем-то тяжелым, показывая истинно сольеровский характер во всей своей красе.
— Неблагодарный мальчишка! За все, что я для тебя сделал, ты так решил мне отплатить?! Так?! — орал мой родственник.
— П-прост-тите, г-господин С-с-сольер, — в то время Малкольм еще и заикался время от времени, — н-но эт-то не р-разумно.
— Я сделаю тебя своим помощником. За пару лет всему обучу, а потом оставлю «Голос» на тебя. Да пойми ты, что лучшей партии тебе никогда не сделать. Сколько понадобиться еще времени, чтобы тебя приняло общество, чтобы тебе стали доверять. Даже с моими связями и деньгами не так-то это просто, — от угроз дядюшка перешел к уговорам. — И потом, Ришка хорошая девочка. Ты не смотри, что взбалмошная, это сольеровская кровь в ней кипит. Папаша ее таким же был, ярким и вспыльчивым, в миг из себя выходил. И ничего, повзрослел, научился себя обуздывать. И она научится. Ведь хорошая же партия.
— Да п-поймите же вы! — все-таки вспылил Малкольм. — Мы с ней в одном п-помещении б-больше пяти минут провести не можем, чтобы не поругаться. Да б-брачная ночь об-бернется катастрофой, если мы оба до нее доживем. Нет, господин Сольер, не просите. Что угодно для вас сделаю, но только не это.
