— Прости, — я виновато улыбнулась, хотя, стоит признать, что согласиться хотелось. И не только из-за ностальгии или чего-то такого, а сколько из-за запеченного в вине и пряностях мяса от миссис Ольсен, кухарки моего дяди. — Но я хотела сказать еще кое-что. Вернее, сообщить, что буду вести расследование смерти леди Нейрос. Независимое журналистское расследование. И освещать его в «Голосе».
Дядя Фил застыл на месте с открытым ртом, глядя на меня округлившимися от удивления глазами. Постоял так минуту, потом рот закрыл. Потом снова его открыл и опять закрыл. Почесал затылок.
Я все это время просто стояла спиной к окну и смотрела на него. Ждала бури.
— Ришка, — наконец выдал мой родственник, — не дури. Одна статья — это хорошо, но это не делает тебя журналистом. Да и потом…
— Если ты откажешься печатать, я пойду к Доргвану, — спокойно произнесла я. Улыбнулась даже.
— Ты…
— Дядя Фил, — я приблизилась к родственнику, остановилась напротив и заглянула ему в глаза. — Я в любом случае буду вести это расследование. Даже если все вокруг будут против. Я так хочу, чувствую и вообще… мне пора уже искать свое место в жизни. Сколько можно протирать шта… гхм… юбки в той подсобке, которую ты мне тут выделил. Я хочу проявить себя хоть в чем-то, доказать в первую очередь себе самой, что чего-то стою и могу. Хочу, чтобы весь Тайр, а там и вся империи узнали о Рианне Сольер, как в свое время узнали о гениальном Антуане Сольере, великом изобретателе! Имя моего отца вошло в историю, и я не имею права предать его забвению! Я обязана сделать все от меня зависящее, чтобы люди знали это имя и помнили его!
Произнесла все это и выдохнула. Ну надо же, никогда не думала, что способна на ходу такую вдохновенную речь сочинить. Даже сама себе почти поверила, еще и отца сюда приплела. Это, конечно, не совсем правильно, прикрываться покойным папенькой, да только ж не признаваться дяде Филу, что я по дури перед Мартом поклялась раскрыть преступление раньше него.
Дядя Фил растроганно морщился, глаза его, не скрытые стеклами очков, опасно заблестели, и я решила, что на этот раз хватит. Подскочила к нему, чмокнула в щеку, улыбнулась, шепнула:
— Люблю тебя, — и прежде чем мой родственник успел прийти в себя и перехватить меня на пути к великой цели, поспешила ретироваться.
Выскользнула за дверь, притворила ее аккуратно, на миг прижалась спиной и глаза закрыла, удовлетворенно улыбаясь. Дядя Филипп не дурак у меня, он быстро в себя придет и поймет, что что-то в этом моем выступлении не чисто. А когда поймет, то сделает все возможное, чтобы не допустить меня к расследованию. С него станется и запереть меня, и даже, связанную по рукам и ногам, отправить к маменьке. Знаю я его, как облупленного знаю.
— Ну наконец-то, — раздался рядом противный голос, возвращая меня с небес на землю. — У некоторых девиц ни стыда ни совести нет. На все готовы ради своих прихотей.
Я поморщилась, открыла глаза и с неприязнью покосилась на сидящего за своим столом Малкольма. Хотела было сразу огрызнуться, да передумала. Улыбнулась ему, нежно так, как будто передо мной самый дорогой человек в мире. Полюбовалась на растерянное выражение малкольмского лица и не торопясь направилась к выходу из приемной.
— И документы сдайте, будьте так любезны, — все-таки он не растерялся, как мне показалось поначалу. Быстро сообразил, что к чему. — В отличие от вас, мисс Сольер, в этой редакции работают люди, которые добросовестно относятся к своим обязанностям и не ждут, что за их работу за них выполнит кто-то другой. Мне за удостоверение и маячок отчитаться надо.
— Ну, так и отчитывайтесь, господин… Малкольм, — пропела я, оборачиваясь уже на самом пороге, — я то здесь каким боком? И к вашему сведению, с этого дня, перед вами новый внештатный корреспондент газеты «Голос Тайра», — заявила таким тоном, точно бы призналась в том, что я пятая пропавшая принцесса соседнего государства.
И тут же выскочила за дверь, сжала кулачки и даже попрыгала на месте от переполнявших меня эмоций. Надо было видеть противное лицо Малкольма, когда я назвалась внештатным корреспондентом. У него даже очки больше раза в два стали, а рот скривился как у лягушки. И на миг, мне даже показалось, что я снова вижу перед собой того тощего длинного и вечно голодного студента, каким был Малкольм всего несколько лет назад.
Ах, что это было за время…
Я познакомилась с Малкольмом Свеном на третий день моего пребывания в Тайре. Я как раз успела отъесться вволю, залечить почти все синяки и царапины, полученные в результате нелегкого путешествия окольными путями из родного городка в столицу, пришла в себя и успокоилась настолько, чтобы почувствовать себя хозяйкой в роскошном особняке дяди Фила.
И вот тогда-то мой любимый родственник и совершил свою первую ошибку, за которую кстати, так и не соизволил раскаяться до сих пор. Ну ничего, я злопамятная и того вечера никогда ему не прощу. Несмотря на свой вес и положение в обществе, заработанные капиталы и славное имя Сольеров, к сорока пяти годам, мой любимый родственник так и не озаботился приобретением жены и наследников. И соответственно не представлял себе в ту пору, что ему делать с нежданно-негаданно свалившейся на его голову четырнадцатилетней малявкой. И решил пойти по пути наименьшего сопротивления, а именно — он решил найти мне жениха.
К его счастью, в тот момент я еще не успела нажаловаться на отчима, да и признаваться в том, что сбежала из дома накануне своей помолвки с противным сыном компаньона второго мужа моей маменьки, тоже не торопилась. Честно говоря, немного переживала, что если дядя Фил узнает об этом, то решит вернуть меня домой. А мне туда вот никак не хотелось. Совершенно. И замуж за противного Роберта тоже не хотелось.
Стоит заметить, что вернуть меня обратно на юг, срочной бандеролью — а иначе у него бы все равно ничего не вышло — дядя Фил даже не подумал. Но и заниматься мной он не желал, или, как потом сам признавался, понятия не имел, что делают с молодыми девицами, пусть даже они и родственницы. И потому позвал Малкольма и — это было феерично! — представил мне его как моего будущего мужа.
Сказать, что я этому не обрадовалась — ничего не сказать. Мне хватило одного только взгляда на тощего, девятнадцатилетнего, какого-то всего несуразного студента в квадратных, удивительно неподходящих ему очках, чтобы он мне не понравился. Вот так — с первого взгляда и на всю жизнь. И чувства мои оказались взаимны. Я Малкольму не понравилась тоже, и он даже не попытался скрыть презрительно поджатые губы и неодобрительный взгляд, хотя при дяде пытался вести себя вполне даже прилично. По крайней мере, первые несколько минут.
Но то он, а то я. Я молчать не стала и за несколько минут ужина успела довести бедного студента до заикания и такого состояния искренней ничем не замутненной ненависти, что сама собой гордилась. Но даже это еще не все. Мы с подрались. По настоящему. Я разбила ему нос и поставила синяк под глазом, а этот гад выдрал у меня клок волос и порвал платье. К его чести, бить меня он все же не стал, только защищался.
