Вот тогда я его даже зауважала. Все-таки надо быть поистине бесстрашным, чтобы осмелиться противостоять моему дяде, когда ему «шлея под хвост попадает», как часто выражалась моя матушка. Правда, она это про меня говорила, но мы все же родственники и темперамент у нас схож.
После того, как дядя Фил сдался, и Малкольм отправился в свое общежитие — жить он предпочитал там, я его подстерегла. Выступила из темноты в холле, не удержавшись, чтобы не напугать, и поблагодарила, почти даже искренне:
— Спасибо. Если бы ты согласился, мне пришлось бы переходить на военное положение.
— Не думай, малявка, что я тебя испугался, — фыркнул Малкольм. — Но связывать свою жизнь с взбалмошной невоспитанной девицей, которая в своей жизни ничего не добилась и не добьется, потому что привыкла, что за нее всегда все решают другие, далеко не предел моих мечтаний. Такая как ты мне даже в комплекте с «Голосом» не нужна.
— Вот как, — быстро избавилась от чувства благодарности я. — Неужели думаешь, что я согласилась бы выйти замуж за такого прыщавого хлыща как ты? Да ни за что. Кусалась бы и упиралась изо всех сил, впрочем, это я и демонстрировала последние два года. Да ни одна девушка ни за что не посмотрит на такого хлюпика, даже если за ним в придачу будет идти миллион.
На этом мы и разошлись. Наутро я уехала в академию и три года мы с Малкольмом не пересекались вовсе. Только от дяди Фила я слышала об успехах его воспитанника.
А когда, после завершения академии, пришла работать в «Голос», то честно признаться, даже не сразу узнала Малкольма. От долговязого, тощего и нескладного мальчишки не осталось ничего. Малкольм повзрослел, возмужал, кажется, он стал заниматься спортом, и на его костях наросло не только мясо, но и какие-никакие мышцы. Теперь он всегда выглядел, как заправский щеголь, в своих костюмах-тройках, с идеально повязанным галстуком, в стильных очках без оправы. Он в самом деле очень изменился, только вот неприязнь ко мне осталась прежней. Да и я все еще недолюбливала его. А наши перепалки и шпильки стали до того обычным делом, что, лично мне стало бы скучно и неуютно, реши однажды Малкольм, что пора прекратить доставать меня обидными высказываниями.
И потому я сейчас так радовалась, когда удалось ошеломить его новостью о моем новом статусе в «Голосе».
— Так его! — тихонько шепнула я и подпрыгнула еще раз от небывалого душевного подъема.
И вот вроде бы мелочь, а как настроение поднялось.
Глава 10
Я вышла из редакции и остановилась на пороге. Солнце уже скрылось за крышами домов, но в воздухе все еще чувствовался летний зной. От мостовых так и жарило. Хотелось дождя, влажности, запаха свежей листвы и мокрого камня. Прохлады. По проезжей части туда и сюда сновали соланы, развозя пассажиров по их уютным домам и квартирам, спешили пешеходы.
Мне вдруг тоже захотелось домой. Спрятаться за стенами моей уютной квартирки на Речной улице, свернуться комочком на диване, который купила всего две недели назад, потратив на него аж два своих месячных жалованья в редакции, взять в руки какой-нибудь роман из тех, что периодически мне подбрасывает единственная моя подруга в столице — Мириам Лавальон. Девица крайне романтического склада и неуемной фантазии. Мы потому и подружились с ней, что обе не могли долго усидеть на месте и все время впутывались в различного рода переделки. И наказания отбывали тоже вместе.
Я вздохнула и покосилась на ясное все еще небо. Стало чуточку грустно. Мириам сейчас в академии, в отличие от меня, у нее резерв был вполне себе достаточным и перевестись на профильное обучение она смогла. Правда, мэтр Андаризи отдал бы что угодно, чтобы она тоже покинула стены оплота науки, но… против господина Лавальона, владельца одного из крупнейших банков в империи и по совместительству деда моей неугомонной подружки, даже наш строгий и принципиальный куратор ничего поделать не мог. К тому же и экзамены Мири сдала вполне прилично.
Я снова вздохнула.
Искушение плюнуть на все и отправиться домой было велико. Даже слишком. Но, хитрая я, не один раз общавшаяся с Томой Брайтом — а поговорить наша звезда любила всегда, — помнила еще его разглагольствования, что самые запутанные преступления обычно раскрываются в течении первых суток.
А вот если за двадцать четыре часа найти преступника не удалось, то все, пиши пропало, дальше становится уже труднее.
Ну и потом, не могла же я вот просто так взять и сойти с дистанции и уступить право первенства этому вредному Мартину Алану. Да ни за что. я скорее съем свою шляпку, чем признаюсь в том, что какой-то там главный следователь по особым поручениям, магистр смерти, лорд и что-то-там-еще, хитрее, быстрее и умнее Рианны Сольер. Нет уж! Сольеры не сдаются на полпути!
Подбодрив себя таким образом, вытащила из ридикюла блокнот со своими записями и с удивлением заметила, что он почти весь исписан. Вот это да! Вот это я разошлась в поисках информации. Сделав мысленную зарубку, завтра с утра обязательно заскочить в лавку канцелярских товаров и накупить себе еще тетрадей и блокнотов, принялась листать странички.
Начать расследование решила с лорда Николаса Претта. Стоило удостовериться в том, что он не имеет никакого отношения к смерти своей возлюбленной. Да и вообще, надо было точно узнать, за него ли покойная собиралась замуж? И потому действовать придется очень и очень осторожно, не выдавая всех своих секретов. А то получится, что леди Нейрос на самом деле питала нежные чувства не к самому лорду, а к его водителю, например?
Нет, тут нужна хитрость и осторожность.
Из «Герольда» я выписала адрес столичного особняка лорда Претта, а из статей господина Молара, помнила, что вышеозначенный лорд любит проводить время в мужском клубе «Алигатор» (и кто додумался дать такое название клубу?). Своих многочисленных подружек красавец-лорд предпочитал кормить в «Короне» — самом дорогом ресторане не только в столице, но и во всей империи.
Время приближалась к ужину, и можно было предположить, что Прэтт сейчас как раз вкушает деликатесы в «Короне». Я на миг задумалась.
Ужин в «Короне» я себе позволить могла. Особо в средствах стеснения у меня не наблюдалось. Императорская благодарность, пожалованная моему папеньке за создание соланов, а также довольно внушительная сумма, которую мой родитель заработал посредством своих изобретений, плюс его наследство в семейном фонде — составляло приличное состояние. Ну, а еще ко всему этому приложил руку мой отчим, человек, рожденный со счетной машинкой во рту.
Сразу после трагической гибели моего отца, маменька пыталась сама вести дела. Получалось у нее это не очень, если честно. Я, правда, в то время была еще слишком мала, чтобы разбираться хоть в чем-то, но кое-что из разговоров помнила. И жалобы маменьки на то, что она вот совершенно не разбирается в делах и в том, как надо управлять предприятиями. И потому, сразу после очередного замужества, она, как истинная женщина, тут же спихнула все дела на нового супруга.
