Никто не ответил. Пирс бесшумно отпил пару глотков кофе.
– Но мы всего лишь говорим о том, что даже малой толикидохода от реинвестирования части дохода от реинвестирования… ну и такдалее… – Голос Райена звучал ровно. – Вы понимаете, что я имею ввиду? То, что при этом ни в коей мере не затрагивается основной капитал. Таквот, даже этого достаточно, чтобы жить в поистине королевской роскоши…
– Повторяю, я не могу оставаться в бездействии и нежелаю пребывать в неведении. Это не в моем характере.
– Что конкретно вы хотите знать? – посленепродолжительного молчания примирительным тоном спросил Райен.
– Все, до мельчайших деталей. Иными словами, внутреннеестроение системы. Я хочу разложить ее перед собой на анатомическом столе итщательно исследовать весь организм в целом.
Райен и Рэндалл обменялись быстрыми взглядами.
– Вполне резонное желание, – опять заговорилРайен. – Однако боюсь, что это не так просто, как вам, возможно,представляется…
– И тем не менее все имеет свое начало, и где-то вперспективе у всего есть точка завершения…
– Да, несомненно… И все же… Мне кажется, что вы, еслипозволите так выразиться, не совсем правильно оцениваете…
– Один конкретный вопрос, – перебила егоРоуан. – Сколько вы тратите на медицину? Какие медицинские учреждениявходят в сферу ваших интересов?
Все потрясенно молчали. Это было уже открытым объявлениемвойны. Во всяком случае, во взгляде Энн-Мэри, который она обратила сначала наЛорен, а затем на Рэндалла, явственно читалась такая мысль. Впервые с моментасвоего приезда в Новый Орлеан Роуан пришлось столкнуться с неприкрытойвраждебностью по отношению к себе. Лорен медленно повернулась к Райену,которому пришлось вновь взять на себя роль миротворца.
– Наши благотворительные проекты до сих пор незатрагивали сферу медицинских услуг как таковых, – начал он. –Существует так называемый Фонд Мэйфейров, который в основном поддерживаетлюдей, работающих в области искусства и образования, в частности создателей телевизионныхобразовательных программ. Кроме того, мы учредили специальные фонды дляфинансирования научных разработок в нескольких университетах, и, конечно же,значительные суммы тратятся на разного рода благотворительные мероприятия. Они,как правило, выделяются из других источников, не входящих в основной фонд,однако за всеми расходами осуществляется строгий контроль, хотя…
– Я знаю, как работают такие фонды. – Роуанговорила негромко, но жестко. – Но речь идет о миллиардах и о крупныхклиниках, лабораториях и других учреждениях, способных приносить прибыль. Меняинтересует не благотворительность, а сфера вложения капитала, которая можетприносить пользу огромному числу людей.
Внутреннее возбуждение нарастало, и Роуан вдругпочувствовала себя примерно также, как в тот день, когда впервые вошла воперационную и взяла в руки хирургические инструменты.
– У нас никогда не было намерения внедряться в областьмедицины, – сказал Райен таким тоном, словно намеревался поставитьитоговую точку в их разговоре. – Этот вопрос потребует очень серьезной итщательной проработки, а главное – полной реструктуризации… И в конце концов,Роуан, вы же отлично понимаете, что наша, если позволите, сеть инвестицийсоздавалась в течение более чем столетия. Состояние, подобное нашему, не пострадает,даже если рухнет мировой рынок серебра или Саудовская Аравия вдруг зальет весьмир бесплатной нефтью. И мы с вами обсуждаем сейчас совершенно уникальноефинансовое образование, доказавшее свою абсолютную жизнеспособность иприбыльность в ходе двух мировых войн и неисчислимого множества локальныхкатастроф и конфликтов…
– Все это я прекрасно сознаю, – ответилаРоуан. – Но мне нужна полная информация. Мы можем начать с чего вам будетугодно. Возможно, мне придется многому учиться, но это меня совершенно непугает. Кроме того, мне необходимы статистические данные, поскольку именно онилучше всего отражают реальное положение дел…
И вновь ответом ей была тишина.
– Хотите совет? – прервал затянувшееся молчаниеРэндалл. – Ведь именно за это вы нам и платите.
– С удовольствием его выслушаю, – откликнуласьРоуан, широко разводя руками.
– Возвращайтесь к своей нейрохирургии. Используйтеприбыль от капитала на все, на что сочтете нужным, и в таком объеме, в какомсочтете нужным. Но только не пытайтесь понять, откуда и каким образом приходятэти деньги. В противном случае вы перестанете быть врачом и превратитесь втакую же, как и мы, канцелярскую крысу. Вся ваша жизнь будет проходить в офисахи на биржах, вам придется встречаться и вести бесконечные разговоры сконсультантами по инвестициям, биржевыми брокерами, финансистами, бухгалтерами,юристами, и прочими, и прочими, и прочими… Но ведь это наша работа. Мы за нееполучаем деньги, так доверьте ее нам и в будущем.
Роуан пристально смотрела на него изучающим взглядом. Нет,этот человек не лжет. Он не вызывал у нее ничего, кроме симпатии. Впрочем,никто из них не был лжецом, а уж тем более вором. Их знания и опыт, умениевести дела позволяли получать такие доходы, какие не снились ни одному из тех,кто нечист на руку и тем зарабатывает себе на жизнь.
Однако все они юристы, а у юристов собственное представлениео том, что есть правда, а что ложь, и эти понятия у них весьма растяжимы.
У них есть этика, но этика особая. Они консерваторы до мозгакостей, а человек консервативно настроенный никогда не станет хорошим хирургом.
Они просто не способны мыслить с точки зрения вселенскогодобра, не способны подумать о спасении тысяч и тысяч человеческих жизней. Имдаже не представить, что было бы, имей они возможность вернуть эти деньги, этобаснословное состояние, повивальной бабке из шотландской деревни илиголландскому доктору.
Роуан отвернулась к окну, ожидая, когда немного спадет еевнутреннее напряжение и краска возбуждения сойдет с разгоряченного лица.Спасение души… Вот о чем она думала в эти минуты. И не важно, что они непонимают, в чем состоит ее цель. Важно, что это понимает она. А еще важнее,чтобы эти люди согласились на ее условия и, после того как управление наследиемперейдет под ее контроль, не чувствовали себя обиженными или униженными. Онитоже нуждаются в спасении.
– Каковы размеры наследия в целом? – спросила она,по-прежнему глядя на реку.
– Боюсь, у вас неверное представление о том, что онособой представляет. Оно рассредоточено…
– Да, понимаю. Тем не менее я хочу знать, – и выедва ли вправе винить меня за это, – сколько я стою на самом деле.
Ответа не последовало.
